И нагрянула черная рать... Монгольское завоевание Южного Урала. 1205–1245 - [18]

Слушай, царевич Джочи!

Хаган, твой отец, отправляет тебя в захваченную землю,

Чтобы ты управлял чужим народом. Будь же тверд!

Послушай: говорят, есть непроходимый перевал;

Ты же не думай, что тебе не перейти [его]:

Если подумаешь, как перейти, то перейдешь его!

Когда станешь переваливать и не будет на том перевале крика и шума,

То на другой стороне перевала

Тебя встретят песни и хуры![40]

Говорят, есть река, нельзя переправиться [через нее];

Ты же не думам, что тебе не переправиться:

Если [не] думаешь, то ты переправишься!

Если не будет при той переправе тревоги,

То на другой стороне той реки

Тебя готовы встретить повозки и юрты!

[13, с. 230–231]

Казалось бы, Джучи, уже имевший в уделе кипчакские земли (восточный Дешт) и занятый задачей административного оформления и дальнейшей их адаптацией в государственной системе Монгольской империи, получил новое задание по дальнейшему продвижению на запад. В этом случае представляется вполне реальным предположение, по которому «непроходимый перевал», о котором говорил Боорчу, — это не что иное, как перевал через Уральские горы, а река, через которую «нельзя переправиться», — это Яик, бывший в эпоху Средневековья гораздо более многоводным, чем в наши дни[41]. Следовательно, под народом, который защищал переправу через эту реку и перевал через эти горы, необходимо подразумевать башкир [1, с. 144–145]. Однако Чингис-хан, судя по тексту «Алтай Тобчи», отправил Джучи не куда-нибудь, а в уже «захваченную землю». Как известно, монголы Южного Урала хотя и достигли, но не захватили, а значит, под перевалом и рекой можно подразумевать какие угодно географические области Евразии, но отнюдь не Яик или Уральские горы. Более того, сам Джучи, выслушав наставление Боорчу, высказал недоумение:

Когда… владыка сказал, чтобы ты наставлял [меня],

То я ждал, что ты скажешь, как дойти до народа еще неизвестного,

Как собрать воедино народ, еще не собранный,

Как расширитъ свои земли,

А ты наставляешь меня, как управлять народом, уже собранным,

Как потреблять уже приготовленную пищу —

Этому ты наставляешь меня!

[13, с. 231]

Далее в полемику между «маршалом» и огланом вступил сам Чингис-хан, подтверждая наше предположение о назначении Джучи в земли, уже завоеванные в ходе монгольской экспансии.

«И еще Чингис-хан преподал наставление:

В чем согласие между отцом и сыном?

Ведь не тайком отправляю я тебя [так] далеко,

[А для того,] чтобы ты управлял тем, чем я овладел,

Чтобы ты сохранил то, над чем я трудился[42].

Отделяю тебя, чтобы стал ты опорою

Половины моего дома и половины моей особы».

[13, с. 231–232]

Тем не менее с Джучи, обремененного ныне ответственностью за полученные в управление земли, давнего отцовского распоряжения относительно завоевания «северных стран» (т. е. расположенных севернее Дешт-и-Кипчака), «как то: Келар, Башгирд, Урус…» [41, с. 78–79], никто не снимал, а сам царевич, по-видимому, на этот счет ожидал отдельных указаний: «как дойти до народа, еще не известного (в данном случае непокоренного. — В.3.» [13, с. 231]. И указания эти были получены, но не лично Джучи, а его советником Мунгэту-багатуром, которому Чингис-хан отдал следующие распоряжения:

Мунгэту, я посылаю тебя!

Надев свою расшитую бисером шапку,

Вытянув ноги в железных стременах,

Ты оставайся [там], пока не прославишь небо и землю!

Если Небо укажет тебе путь — дорогу,

Ты совершишь поход [даже] за море. Да!

Не прерывай же своих призывов и песен!

Ты совершишь походы через скалы,

Не прерывай же своих криков и призывов!

Ты уходишь, и словно, отрывается рукав или полы.

После же посылай на крыльях весть о своих поступках!

Он дал такое наставление и соблаговолил сказать:

Не тяготись Джочи, моим старшим сыном,

Если привыкнуть к словам, станешь мудрым,

Если привыкнуть к мечу и копью, станешь богатырем.

И такого-то вот и назовут мудрецом!

Будь постоянен в своих мыслях

И не пей виноградного вина!

[13, с. 233–234]

По-видимому, Чингис-хан рассчитывал на Мунгэту, и, возможно, тому была уготовлена значительная роль в покорении запада, с которой впоследствии так блестяще справился Субэдэй… Однако это последнее упоминание в монгольских источниках о Мунгэту, и не исключено, что этот нойон уже в ближайшее время сложил свою голову где-нибудь за Эмбой или у подножия Уральских гор.

Другим монгольским полководцем, на которого Чингис-хан возложил ответственность за покорение земель на западе, был Хукин-нойон (Хуку-нойин), родной дядя царевича Джучи [39, с. 162; 40, с. 271][43]. Он обладал достаточно большими полномочиями, недаром Лубсан Данзан, возможно, не без поздних искажений, по этому поводу записал: «Когда Чингис-хаган выделял [для управления] землею оросутов и чэркисутов Хукин-нойана, он соблаговолил дать наставление:

Хукин, ты

Служил мне так, что стал седым.

Разве ты не из старшего счастливого рода?

Отдели западную сторону владения Джочи!

Не отчаивайся, [если] скажут степенные: "Тебе не покорились!"

Не [бойся, если] скажут: "Прострелим ему ребра насквозь!"

Подобно заднему войлоку // в большой юрте, что колышется от ветра,

Ты будешь в самом центре многочисленных врагов!

[13, с. 232]

Очевидно, что в данном случае речь идет о долгосрочной программе завоеваний, касающихся покорения монголами Северного Кавказа (черкесов) и Руси (оросутов) — замыслы Чингис-хана были обширны, но при всей грандиозности планов Хукин-нойон далее восточного Дешт-и-Кипчака не продвинулся и каких-либо известий о его участии в устроении Улуса Джучи, как и о Мунгэту-багагуре, более не сохранилось