И мы солдаты... - [72]

Она даже не вспоминала о нем, главное, дети были с ней, рядом, целые и невредимые: статная, красивая Ира — уже совсем взрослая девушка, хохотушка Валюшка, добрая и веселая, душа нараспашку, и сынок Араслан. Как он повзрослел за эти дни войны, как стал похож на отца! Мать искоса взглянула на него: что-то он задумчив сегодня. Лицо хмурое, озабоченное, руки непроизвольно теребят фуражку с красной звездочкой — подарком отца. С фуражкой Араслан не расстается, даже спит в ней.

Араслан думал о своем: так и не сумел он убедить Мишку и Колю пробираться вместе — ребята в последний момент не захотели бросать пионерлагерь, тем более и деревня, где жили дед и бабка Коли, была под боком.

…Солнце поднялось высоко.

Деревья поредели. Показалась опушка леса.

— Придется выходить на дорогу, — сказал дед.

Все уже знали, что зовут его Михаилом Михайловичем и был он в далекой, казалось теперь, довоенной жизни школьным учителем на пенсии.

Только вышли на шоссе, как в небе послышался гул моторов. Откуда ни возьмись, появились три самолета со свастикой на желтом брюхе. Где-то впереди, там, где были машины и подводы, грохнул взрыв. Люди смешались, заметались в поисках убежища, а с самолетов началась пальба из пулеметов.

— За мной! — крикнул Араслан и бросился в сторону ближайшего оврага. Все побежали за мальчиком, скрылись в пшенице, потом сползли в овраг и притаились под крутым берегом.

Ши-и! — свистят пули. Ух! — грохочет воздух. Дрожит земля. Надрывно гудят моторы, тарахтят пулеметы. Запылало пшеничное поле, бурое пламя вскинулось над землей.

— Нельзя здесь оставаться, — сказал Араслан. — Уходить надо.

Матери показалось, что это говорит не ее сын, а взрослый мудрый человек.

По оврагу разбрелись кто куда.

Шалфеевы решили переночевать в лесу. Нашли подходящее место у кучи засохших срубленных веток. Если бы не война, хозяин увез бы их домой, а сейчас лежат они, никому не нужные. Ира расстелила плащ, легли все вместе, тесно прижавшись друг к другу.

В предрассветных сумерках Шалфеевы перешли овраг и продолжали путь.

Прошел день, второй… Усталые, осунувшиеся, к вечеру добрались до хутора Вишенки. Постучались в крайний домик. В окне показалась старушка. Она долго смотрела своими подслеповатыми глазами на женщину с тремя детьми:

— Заходите, уж коли пришли.

Старики — народ любопытный. Все хотят знать: откуда? Кто? Чьи? Куда путь держат?

— Из Бреста, значит. Издалека, — заохала старушка. — Только будет ли толк в том, чтоб идти дальше? Станцию окружили немцы. Пока у нас их не было. Хуторок наш мал. Зачем он немцам? Может, останетесь у меня? Не дай бог, напоретесь еще на них? Лютуют, говорят, они страшно. Хуже зверей, бают.

— Сами навидались, — вздохнула мать.

— Оставайтесь, и мне не скучно будет, — обрадовалась старуха.

6

Уже целую неделю жили Шалфеевы на хуторе Вишенки. Мать взялась помогать старухе по домашнему хозяйству. Для Иры тоже нашлось дело. Валя пасла единственную, но очень вредную старухину козу. Как-то бабка сказала:

— Надо бы парнишку приспособить к старосте. Мирон живет только вдвоем с женой. Может, им помощник нужен? Только уж ты сними с фуражки звезду.

— Не хочу быть батраком, — возмутился Араслан.

Мать посмотрела на сына глазами, полными слез. Только сейчас заметил мальчик, как изменилась она: глубокие складки прорезали лоб, под глазами морщинки. Араслану стало стыдно.

— Мы с отцом никогда не думали вырастить батрака. Но что поделаешь? Как нам быть? Сам решай, Араслан. Я тебя не неволю, — сказала мать.

…Староста Мирон радушно встретил бабку, даже в дом позвал. Араслан спрятался за спину старухи.

Волосы у старосты длинные. На вид совсем молодой. Глаза острые, быстрые. Толстые, мокрые губы растягиваются недоброй ухмылкой.

— Сирота. Из переселенцев, — начала было старуха.

Араслан не выдержал:

— Не сирота я!

— Конечно, мать есть. Но как же ей одной прокормить, одеть вас?

— Смел, видать, мальчишка! — подошел к Араслану Мирон. — Отец есть? Где он? Коммунист?

— Откуда им, несмышленышам, знать, где отец? Бросил он их. Коммунист или… — затараторила было старуха, но хозяин осадил ее:

— Тебя не спрашивают. Пусть сам отвечает.

Араслан понял, к кому он попал. Эх, был бы постарше, показал бы он, что такое бокс. Узнал бы тогда староста, кто такие коммунисты!

— Отца нет, — тихо, первый раз в жизни соврал Араслан.

Старуха одобрительно посмотрела в его сторону: осталась довольна ответом.

— Надо пасти коров, — сказал староста. — Пока у меня их шесть. Но будет больше. Вчера вон такой же бродяга, как ты, привел ко мне еще одну корову.

Араслан обиделся было за «бродягу», но вовремя сдержался.

— А ну пошли! — приказал Мирон.

Араслан вслед за старостой вышел во двор. Довольная старуха поклонилась старосте в пояс и побрела домой.

— Звать-то как? — буркнул Мирон.

— Араслан.

— Что-о?

— Араслан.

— A-а! По-моему, хоть черт! — загоготал староста. Он открыл дверь сарая, вывел корову.

— Веди ее в лес, на поляну. Там еще один пастух с моими коровами.

— Хас! Ну, пошла, ленивица! — Староста ударил корову палкой по спине. Корова остановилась и ни с места, не идет, и все тут.

— А ты что стоишь столбом? — набросился староста на Араслана. — Не выйдет из тебя пастуха! А ну, пошли! — Он еще раз хлестнул корову палкой.