...И многие не вернулись - [26]

Никогда еще в Батаке не собиралось вместе так много народу. Гул Старой реки не мог перекрыть голосов протеста. Староста с балкона общинного управления призывал к порядку и спокойствию, говорил, что каждый, кто пойдет за коммунистами, будет жестоко наказан. Но никто не слушал его угроз. Областной начальник, прибывший, чтобы поздравить батакчан с рождением престолонаследника, стоял рядом со старостой бледными растерянный. Он попытался произнести несколько слов, но из толпы послышалось:

— Не надо речей! Хотим хлеба!..

— Долой бесправие!..

Оратор быстро скрылся в помещении общины, и в селе его больше не видели.

…Началась война. В болгарском издании «Сигнала» публиковались фотоснимки колонн пленных красноармейцев. С киноэкранов неслись оглушительные звуки гитлеровских маршей. Кое-кто украсил отвороты своих пиджаков значками «Виктория» — символом гитлеровской победы. Над Батаком прогремели выстрелы. Братья Чолаковы и Чаушевы застрелили нескольких полицейских и освободили арестованного коммуниста Тодора Коларова. После этого все они ушли в горы. В село наехало много полицейских и сыщиков. Начались аресты. Ребята немного оробели: а вдруг арестованные не выдержат?..

Трендафил Балинов, зная, что сомнение в стойкости товарищей действует как яд, собрал ремсистов.

— За наших не беспокойтесь. Люди они крепкие, выдержат. Если меня схватят, и я буду молчать. Если с вами такое случится, на все их вопросы ответ один: «Не знаю», «Не видел». Мы же мужчины! Того, кто проговорится, ждет смерть. И его, и других…

Молодежь снова обрела уверенность. Один из парней работал на почте и подслушивал разговоры старосты с Пещерой и Пловдивом. Другие следили за передвижением полицейских. Третьи распространяли слухи, что подпольщики перешли границу.

Прошло месяца два, и сомнения окончательно уступили место уверенности. Хотелось взяться за более ответственные дела.

— Не торопитесь! Надо все делать разумно. Как и подобает мужчинам, — сдерживал их Трендафил.

Однажды парень, работавший на почте, сообщил, что поп помог его начальнику купить вальтер с двумя коробками патронов к нему. Начальник почты сам хвастался своей покупкой. Трендафил рассмеялся, запустил пятерню в волосы и сказал:

— Ты молодец! Пистолет будет наш! Твоему начальнику не удастся сделать ни одного выстрела.

Вечером двое ремсистов подкараулили начальника почты. Что они с ним делали, о чем говорили — неизвестно, но тот перепугался и отдал пистолет вместе с патронами.

В Батаке организовались первые боевые группы. Из партизанского отряда пришли Георгий Чолаков, комиссар Георгий Кацаров и еще двое или трое партизан. Начались ночные встречи, полные романтики и риска. На лесной поляне при лунном свете слышались тихие слова присяги. Ребята давали клятву и целовали оружие, холодно поблескивавшее при лунном свете. Это напоминало времена гайдуков и настраивало Трендафила и его товарищей на романтический лад.

Дафчо понимал, как ценно то, что он делает, и все-таки постоянно просился в отряд. В последний раз он настаивал на этом на встрече с партизанами в Совете. Из его родного села здесь кроме него были Тоско и Димитр Хаджиев. Командир отряда — Дед — и Тоско поддержали просьбу Дафчо, но Георгий Чолаков и еще кое-кто возразили. Отряду необходимо было иметь в селе таких людей, как Дафчо: он поддерживал связь с Пещерой, Дорково, Брацигово и другими населенными пунктами. Вот почему было особенно важно, чтобы Дафчо оставался на месте.

— Он же мужчина, сам понимает, что здесь он нужнее, — подытожил разговор Георгий Чолаков. — Потерпит еще несколько месяцев. Партизанская жизнь от него не уйдет…

Трендафил любил называть своих товарищей мужчинами и всегда требовал от них, чтобы они работали «по-мужски». Поэтому Георгий Чолаков не обращался к нему, как к другим, по имени, а использовал это гордое слово — «мужчина».

…Все это в прошлом. Сейчас Дафчо в руках полиции, которая требует от него «всего-навсего» назвать членов организации.

У Дафчо голова гудит от непрекращающегося шума реки, и этот гул возвращает его к глубокой запруде у Нещеровой мельницы. Из всех слов в его сознании сохранилось только «не знаю».

Наконец Дафчо втаскивают в камеру, где находятся другие арестованные, а он продолжает шептать:

— Не знаю… Не знаю…

7

Допросы продолжаются и в следующие дни и ночи. Арестованных выводят для очных ставок то поодиночке, то по нескольку человек вместе и подвергают все более жестоким пыткам. Израненных, окровавленных, их оставляют в покое только тогда, когда в Батак приходят партизаны, чтобы забрать приготовленные для них продукты. Начинается трагедия разгрома. Признания арестованных уже, не имеют никакого значения. Зачем они нужны? Дичь сама идет к охотникам — подполковнику Яневу и Черному капитану.

Капитан узнает от предателей, когда придут партизаны и в чьих домах приготовлены продукты. Вечером 21 февраля он выводит своих людей из помещения школы и устраивает засаду около указанных предателями домов.

Партизаны появляются около полуночи и стучатся в окно дома Петра Янева. На их стук откликается его жена — тетка Николина. Пока они разговаривают, жандармы из засады открывают огонь. Партизаны отступают, так и не взяв с собой ни крошки.