«И косматые будут скакать там...» - [12]

Звуки, похожие на кваканье, которые я услышал, когда в первый раз упал, продолжались безостановочно. Теперь они были еще ближе, и когда я повернулся туда, откуда они доносились, то увидел отблеск воды. Еще два осторожных шага, и моя нога погрузилась в сырую, теплую грязь. Я наклонился и опустил руку в крошечный ручей, почти такой же теплый, как воздух. Лягушка, чей покой я нарушил, замолкла.

Я чиркнул спичку, надеясь увидеть, куда идти дальше. Ручей был не шире трех футов, он медленно тек из глубины Рощи. В том направлении простирался низкий туман, сквозь который были тускло видны мокрые листья. С моей стороны берег был покрыт редкой растительностью, но на другом берегу буйно росли кусты, с листьев которых стекали капли воды. Держа спичку за самый кончик, я наклонился как можно ниже, чтобы получше рассмотреть землю под кустами.

Огонек высветил довольно большое пространство, и я, осматривая его, позволил себе вспомнить философское изречение Шекспира касательно свечи и добрых дел в злом мире,[12] но философия и Шекспир тут же выскочили у меня из головы, ибо я увидел под кустами следы того, кто стоял за ними.

Их было всего две, этих ног, но мне ни на секунду не показалось, что они принадлежат человеку. Я видел жилистые ляжки и голени без икр, темные и волосатые. Пока я смотрел на них, они придвинулись, осторожно подошли поближе, будто их обладатель так же сильно хотел рассмотреть меня, как и я его. Выронив спичку в ручей, я вскочил и попятился.

Ни у одного преследователя из города не могло быть таких ног.

У меня сердце застучало так, как оно не стучало даже во время бегства. Я схватился за нижнюю ветку какого-то дерева, чтобы отломать ее и защищаться ею, если в том будет нужда. Дерево оказалось гнилым и едва не крошилось у меня в руках.

— Кто там? — спросил я, но голосом весьма нетвердым, в котором прозвучал скорее страх, чем угроза.

Вместо ответа снова в кустах что-то зашуршало, и из-за них вышло нечто еще более темное, чем даже кусты.

Не стыжусь сказать, что я еще отступил, на этот раз подальше. Пусть меня осудит тот, у кого есть подобный опыт Отступая, я воткнул несколько веток возле берега реки, обозначая границу между собой и этим пришельцем. Они, конечно, не отпугнут его, но на какое-то время могут озадачить. Меж тем я услышал плеск воды. Он медленно шел вброд — собирался преследовать меня.

Я поймал себя на том, что стою на просеке, и только потом задумался, как могла возникнуть просека в лесу, где никогда не бывают люди. Мне было удобно бежать по ней, и именно это я и сделал — пригнувшись, быстро побежал. Под ногами у меня, как и везде, был сырой мох, и я почти не производил шума. Про моего товарища, с которым я повстречался у ручья, этого не скажешь — я слышал как кто-то большой с шумом продирается сквозь ветви. На бегу я принялся размышлять: что это за зверь? Я был уверен, что это зверь. Собака с чьей-нибудь фермы, которая не знает, что есть закон, согласно которому вход в Рощу Дьявола запрещен? То, что я разглядел только две ноги, не исключало того, что могли быть и еще две, заверял я себя, и я бы рад был, будь это большой дружелюбный пес. Но откуда мне было знать, что он дружелюбный? Однако остановиться и убедиться, что это так, я не решался.

Просека неожиданно повернула направо и привела на поляну.

И здесь ветви наверху не пропускали ни снег, ни свет, но вокруг было все-таки чуть посветлее. Я оказался точно в комнате с земляным полом, с бревенчатыми стенами, с крышей, крытой листьями. Я вдохнул глубже — здесь было теплее и очень влажно. Вздохнув, я почувствовал какую-то безмятежность, мне даже показалось, будто пришло время над собой посмеяться. А что, в самом деле, я видел или слышал? В Роще я оказался после того, как меня чуть не пристрелили, а потом гнали по лесу, как собаки зайца, и я тотчас занялся выдумыванием новых страхов, хотя мне пока ничто не угрожало. "Выкури-ка еще одну сигаретку, — сказал я про себя, — и сдержи свое воображение; этого преследования, которое ты только что выдумал, и вовсе не было". Стоя в одиночестве на этой темной поляне, я улыбнулся, словно хотел придать себе уверенности. Даже то, что после снежной бури я оказался в теплой летней ночи, имело какое-нибудь естественное и, вероятно, простое объяснение. Я достал сигарету и закурил.

В этот момент я смотрел на заросший кустарником туннель, из которого я выбежал на поляну. Огонек от спички высветил две искорки в этом туннеле, две искорки, которые тайком преследовали меня. Это были горящие глаза!

Сигарета и спичка выпали у меня из рук. "Уж не побежать ли?" — мелькнула у меня мысль, но я тут же понял, что мне нельзя поворачиваться к этому существу спиной. Я застыл на месте и сжал кулаки.

— Кто там? — вскричал я, как и раньше, у ручья.

На этот раз я получил ответ. Это было глухое, шедшее прямо из груди урчание — то ли рык, то ли выкрик. На просеке появилась тень, которая вытянулась вверх, да так близко от меня, что я почти мог коснуться ее рукой.

Я уже видел однажды этот силуэт, уродливый, с островерхими ушами. В столовой Джона Герда.

VII "Неужели это существо было таким косматым?"