… и компания - [117]

Видя, что Луи молча двинулся вперед, Вениамин продолжал:

– Друг мой, первое правило в этом мире, если желаешь в меру сил своих уменьшить зло, которое можешь причинить, – это прежде всего постарайся узнать, каков ты есть и на что способен. Вы не принесете пользы себе и станете опасны другим, если по-прежнему будете упорствовать и не пожелаете знать того, что ныне вам необходимо знать, – а именно: что вы – сила. Да, да, дорогой, и притом единственная сила, которая в данный момент ость у Зимлеров. Впрочем, вы и сами это знаете.

Луп вспыхнул, уши его запылали, и ему показалось, что они вот-вот отвалятся.

– Вы должны с этим согласиться, – заговорил янки, и голос его предательски дрогнул, – вы не можете не согласиться, ибо в противном случае вы рискуете пасть в глазах людей. Милый мой мальчик, у нас, – я имею в виду евреев, – есть два течения. Часто они идут рядом, не смешиваясь. И при всех случаях они противостоят друг другу. Вы представляете одно, а все прочие ныне живущие Зимлеры – другое. Были в свое время и Зимлеры, и Блюмы, и Штерны, и Леви, и Гаазы, и прочие, которые в своих маленьких кланах находились на том же берегу, что и вы. Поэтому-то в свою очередь появились на свет вы, и поело вас будут такие же. Вы сами прекрасно понимаете, о чем я говорю.

Луи по-прежнему молчал, но уже не так, как раньше; и Вениамин угадал в этом молчании желанный ответ.

– Я не собираюсь делать прогнозов относительно вашего будущего, как ваша бабушка или ваш наставник, во-первых, потому что это ваше личное дело, а во-вторых, потому что мы к этому еще вернемся. Итак, будучи таким, каковы вы есть, то есть будучи на берегу, который, за неимением более точного слова, я назову… – хм! никак не назову, – просто на берегу, который делает честь евреям, вы привлекли к себе существо, не столь ярко выраженное, но которое только и ждет, чтобы выразить себя. Не протестуйте. Я говорю о Лоре. Не берусь утверждать, что она вас любит и что вы ее любите. Если угодно, оставим вообще эти бредни. Лора здоровая и крепкая двадцатидвухлетняя девушка, а вы джентльмен четырнадцати лет от роду. Но она находится под вашим влиянием. Она искала – вы понимаете, искала, – и не вышла до сих пор замуж.

Какой-то комок застрял в горле Луи и не давал дышать. Вениамин притворился, что ничего не замечает.

– Тем самым это накладывает на вас определенное обязательство. А у кого преимущества – с того соответственно и спросится. Обязанность жены прилепиться к мужу своему, рожать детей, растить их и кормить. Не советую спешить с заключением о роли мужчины, вы можете рассуждать сейчас только умозрительно, и вообще это несколько сложно для четырнадцатилетнего подростка. Итак, подумайте о том, как бы в один прекрасный день покинуть среду, где каждый, с кем вы сталкиваетесь, ставит себе одну-единственную цель – разбогатеть возможно скорее, и притом самым недостойным образом.

Вениамин еще не слыхал ни одного слова от племянника, но казалось, это его даже устраивало.

– Не важно, какой путь вы изберете, это важно для вас одного. Можете стать слесарем, можете продавать на улицах газеты, в чем, к слову сказать, я лично не вижу ничего неудобного, – вопрос не в этом, важно другое: то, что вас может сбить с пути в самом начале и затруднить Дело. Ибо весьма примечательно, что в этой проклятой стране для ученика лицея куда легче стать председателем суда, нежели подметальщиком улиц.

По словам вашего учителя, вы имеете склонность к филологии. Что ж, прекрасная наука. Многие евреи проявляют к ней склонность. Говорят, вы увлекаетесь скрипкой. Вы собрали приличную коллекцию минералов; воображаю, как над вами издевались. Несомненно, у вас есть и другие склонности. О них я не спрашиваю. Единственная положительная цель нашего разговора, – а когда пускаешься в разглагольствования, необходимо иметь положительную цель, – это уведомить вас, что, если на вашем пути встретятся трудности, смело рассчитывайте на меня. Если даже в один прекрасный день вам придет мысль отправиться поучиться в Америку, где, кстати сказать, по многим вопросам опередили ваших милых европейцев, о чем они и не подозревают, я берусь быть посредником между вами и вашими родными. Говорю же я все это потому, что у вас в доме говорят, что на фабрике найдется дела и для троих Зимлеров, и со своей точки зрения они правы. Поэтому-то они и хотят сохранить вас при себе. Но с этим не следует считаться, – слышите, Луи, не следует.

Луи нахмурился, властный тон дяди пришелся ему не по душе, но Вениамин мягко коснулся его плеча:

– Я навел нужные справки. Приглядывался. С внешней стороны все безупречно. Но здание подточено червями. Оно дало течь. Ваши отец и дядя так и умрут, не догадавшись об этом, поверьте мне. И не успеют наследники взяться за руль, как корабль пойдет ко дну со всем своим добром, разве что экипаж примет героическое решение и освободится от своих командиров, что маловероятно. Вас же это совсем не касается, более того – вы уже взяли па себя достаточно серьезные обязательства в другом месте… о чем я имел честь вам докладывать.

Луи с трудом перевел дыхание. Когда он наконец решительно поднял голову, возможно даже захотел заговорить, Вениамин остановил его движением руки: