Стоявший неподалеку пожарный как-то странно пялился на меня. Я взглянул на себя, вспомнив, что остался без пиджака, и понял, на что он смотрит. В моей белой рубашке осталась дырка, там, куда попала пуля Одинокого. Рана открылась и немного кровоточила, увеличивая красно-бурое пятно на рубашке. Я увидел также под мышкой свою пустую кобуру, о которой совсем забыл.
Я по возможности небрежно пояснил:
— Эта чокнутая в доме была вооружена, вы знаете. Продырявила меня слегка.
Он ничего не сказал, лишь посмотрел на мое лицо и отошел на край лужайки. Я посмотрел на улицу и заметил полицейскую машину. Я не видел и не слышал, как она подъехала, да и как можно было ее услышать в завывании всех этих сирен.
Я заковылял в сторону полицейской машины. Мне предстояло рассказать свою историю. И какую! Достаточно было вспомнить недоверчивый взгляд пожарного. Я замедлил шаг, но не остановился. Я был так измочален, что мне уже было наплевать, поверят мне или нет.
Четыре следующих часа нельзя было бы назвать счастливыми, но нам повезло, что только четыре. «Нам» — это Айрис и мне. Я встретил ее в полицейском управлении. Она уже рассказала все, что знала. Я внес свою лепту. Нас допрашивали снова и снова. Нам задавали бесчисленные вопросы. Наши собеседники ворчали, качали головой, краснели и хмурили брови. Следовали новые вопросы и новые объяснения. В тиши полицейского управления, в укрытии от воя ветра и во временном удалении от случившегося все казалось еще более нереальным, фантастичным и жутким.
В конце концов все было расставлено по своим местам, и все были удовлетворены. Более или менее разъяснилось и участие Брида, и то, что произошло в «Подвале». Я ухитрился рассказать свою историю, не выдав того, что я узнал от Оззи Йорка. Его и так ожидала долгая отсидка. Брид был задержан и по крайней мере не мог отвертеться от обвинения в убийстве Дятла. Был изолирован и Гамлет. Гарри и Детеныш находились в тюремном отделении окружной больницы: первый по поводу сотрясения мозга, второй с дыркой в груди. Пуля 45-го калибра в груди не просто оставляет дырку, а ломает ребра, разрывает мышцы и ткани легкого. Поэтому через какое-то время Детеныш присоединится к Марти. Одинокий, Дятел и Китти были в морге.
Врач наложил мне повязку на рану, и она меня не очень беспокоила. Я чувствовал себя изнуренным, ослабевшим настолько, что не мог уже изображать из себя железного человека.
Когда нас наконец отпустили, солнце поднялось уже высоко, ветер продолжал дуть, но не так свирепо, как накануне. Капитан Сэмсон был уже сутки на ногах, но спустился в лифте вместе с нами. Какое-то время капитан пребывал в ярости, но теперь уже успокоился. Он проводил нас до выхода на Главную улицу.
В дверях он остановился и устало взглянул на меня покрасневшими глазами.
— Шелл, — сказал он, качая головой, — в один прекрасный день ты сам станешь нашим клиентом. Надо бы отобрать у тебя патент, чтобы спасти твою шею.
Я показал ему зубы:
— При чем тут патент? Я ведь даже не работал. Все это просто приключилось со мной, Сэм. И я оказался посредине.
— Неплохое место для тебя, Шелл. — Он опять покачал головой и проворчал: — Убирайся. Можешь еще поискать смерти. Однако покажись здесь, когда отдохнешь.
— Ага, — согласился я, — но не раньше чем через год.
Это было два часа тому назад, в восемь утра, сегодня, во вторник. И теперь трудно было поверить, что все это случилось. Я никогда не забуду ничего из того, что произошло. Однако напряжение уже спало.
За стенами дома птицы пробовали свои голоса, шелестел довольно сильный и прохладный бриз. Мы снова находились в хижине: Айрис и Мая, две мои «красные шапочки», и я. Мая рассказала, что вернулась с чесноком в пустую хижину, подождала нас какое-то время и легла спать. Ругая нас последними словами, добавила она добродушно. Мы поговорили о том, что с нами приключилось, и постарались забыть об этом.
Нас всех клонило ко сну. Мая спала мало, а Айрис и я провели на ногах двадцать четыре часа. Мы устали, хотели спать, но чувствовали себя несколько легкомысленно. И только что мы насытились спагетти.
Мая посмотрела на меня долгим немигающим взглядом и спросила своим шуршащим голосом:
— Тебе понравилось?
— Спагетти? В жизни не ел ничего вкуснее.
— Ты все еще сердишься? — спросила она. Ее глаза спокойно взирали на меня, а полные губы слегка кривились в намеке на улыбку.
— Конечно, — улыбнулся я в ответ. — Надо же было совершить такую глупость — отправиться в лавку за... К дьяволу с этим! Может, оно было и к лучшему.
— Шелл, тебе, похоже, не очень-то удобно там, — проворковала Айрис.
Она и Мая расслабились на постели. На Мае было надето то же платье, в которое она «втиснулась», когда удирала из квартиры, и выглядела она не менее очаровательно, разве что не была мокрой, как тогда. Айрис так и не переоделась в платье. Я же сидел прямо на полу, прислонившись к стене хижины.
Я взглянул на них из-под тяжелых век и ответил:
— Да уж не очень.
Мая медленно и плавно поднялась с постели. И я вспомнил то первое впечатление, то ощущение животной силы и грации в каждом ее движении.
Мы уже опрокинули по стаканчику виски с водой. Мая подошла ко мне и спросила:
