И каждый вечер в час назначенный... - [9]

Наша профессия чрезвычайно сложна — она требует каждодневного внутреннего беспокойства, поиска, наблюде­ний. Однажды я увидела женщину с необычной походкой. Я ходила за ней около часа. Она в магазин — и я за ней, она в переулок — и я за ней. Вот это и есть та поисковая, черновая работа, которой учили мои педагоги.

Тарханов часто повторял:

— Зина, девчоночку ты всегда сыграешь, а вот когда тебе нужно будет сыграть возрастной образ, тогда ты и вспомнишь своего Михал Михалыча, потому что будешь уже что-то уметь.

С годами я это поняла и счастлива, что успела сказать ему «спасибо». Наша встреча произошла в 1946 году, после войны. Я увидела Тарханова в Москве на съезде 60-летия Всесоюзного театрального общества и через весь огромный зал бросилась к нему:

— Здравствуйте, Михаил Михайлович! Я — Зина Броварская, Ваша ученица. Хочу Вам сказать, что я играю очень разные характерные роли, и благодаря Вам знаю, как что и где искать, вынашиваю в себе Вашу систему и этому учу...

Он попытался остановить пулеметную очередь:

— Ну, хорошо, хорошо...

Но моя лента еще не закончилась:

— Помните, на последнем курсе Вы подарили каждому из нас свою фотографию? Но — война, бомбежки, и наш дом во время бомбежки...

На одном дыхании, захлебываясь, я выпалила ему весь текст и попросила еще раз подарить мне фотографию. Тарханов, как и 15 лет назад, сделал огромную паузу и медленно произнес:

— А, между прочим, могла бы и уберечь...

Это был уникальный педагог и уникальный человек.

...А каких удивительных соучеников подарила мне судьба!

Георгий Товстоногов, обаятельный грузин, которого мы все ласково называли «Гога». Человек огромного вкуса, высокой эрудиции и удивительной какой-то душевной щед­рости.

Андрей Гончаров, режиссер с каким-то демонически мощным характером и мощным талантом.

Безумно красивая Тонечка Максимова, с волшебным голосом, с прекрасною копною волос и с какой-то необыч­ной, оригинальной походкой. Уже на первых курсах она была страстно влюблена. Ее провожал известный актер Вахтанговского театра Дорлиак, а мы с завистью смотрели на них из окна, погружаясь в свои девичьи мечты.

Севочка Санаев, который уже в самом начале выделял­ся своей уникальной достоверностью, словно не прилагал никаких усилий для того, чтобы существовать в образе. Позже он очень много работал в кино и его необыкновенное дарование было отмечено высокими наградами. Вероятно, с детства в нем было заложено трудолюбие и преданность делу. Послушайте его в любом фильме. Удивительно кра­сивый, мягкий выговор, слышно каждое слово, логичен интонационный ряд. Культура речи, доведенная до совершенства.

Многих из тех, кто постигал вместе со мной азбуку театрального искусства, уже нет в живых... Но память сохранила их лица и голоса. Это были замечательные студенты, которые позже высоко и прочно держали планку советского искусства. Яркие, открытые, щедрые и нестан­дартные...

Я обожаю людей искусства именно за их щедрость и нестандартность. А актер это вообще редкая профессия, ее можно назвать солнечной. Это профессия поиска, поис­ка радости, это мгновенный, сиюминутный огонь. Актер выплескивает себя зрителю через своего героя. Мы выска­зываемся сердцем героя, пропуская его боль через себя.

С возрастом приходит понимание, что наше искусство так быстротечно, мимолетно и преходяще и оно требует предельной осторожности в оценках любви и понимания.

Как ни печально, но спектакль и актерскую работу во всех лучах многообразия можно оценить по-настоящему только сегодня. Улыбка моей героини печальная, добрая или нежная (в отличие от улыбки рафаэлевских мадонн) — не имеет будущего. Это беспощадная правда о нашей профессии.

Актерская работа — писание на песке. Почти ничего не остается, кроме пожелтевших фотографий и логически правильно выстроенных скуповатых рецензий. А бывает, что и их нет. Ну разве можно передать блистательный фейер­верк актерской игры в те минуты, когда на сцене сам Господь Бог вальсирует с Мельпоменой? Как можно пере­дать игру Ржецкой, Глебова, Платонова?.. Сколько ярких красок и оригинальных находок рождается и умирает во время спектакля вместе с нашим героем.

Поэтому с таким нетерпением актер, выходя на сцену, ожидает понимания сегодня и сейчас. Завтра будут уже другие спектакли...

Я выхожу на сцену в роли Сары Бернар и мысленно пропускаю ее боль через свои страдания, через свои потери и радости, через поиск всей своей нелегкой жизни...

Катятся слезы... и единственная мысль не отпускает меня: «Боже! Только бы это не был последний раз... Только бы еще раз вдохнуть и выдохнуть себя зрителю. Еще раз!..»

ПЕРЕНАСЕЛЕННЫЙ ТАЛАНТАМИ

Чехов любил говорить, что практически все пьесы заканчиваются тем, что человек либо умер, либо женился, либо уехал.

...После института я вышла замуж и уехала с мужем в Минск. Мой супруг, Оскар Абрамович Гантман, родом из Червеня, был выходцем из уникальной семьи, где было пять братьев: два академика, два директора театра и один крупный военный ученый. Оскар Абрамович окончил дирек­торский факультет ГИТИСа и получил назначение на долж­ность директора Оперного театра в Беларуси, а меня распределили в Театр юного зрителя, которым руководил тогда Евстигней Афиногенович Мирович.