И каждый вечер в час назначенный... - [39]

Глубокие, психологически достоверные образы создали Валентин Белохвостик, Геннадий Гарбук, Виктор Манаев, Геннадий Давыдько, Александр Подобед, Валерий Филатов.

К сожалению, очень рано ушел от нас Валерий Филатов, ушел в самом расцвете творческих сил, не успев выплес­нуть до конца свой большой талант.

Я всегда считала его актером загадочным, непознанным, с каким-то необыкновенно чистым, мальчишеским сердцем. Исполнение им роли Дервоеда в спектакле «Радавыя» было внешне сдержанным, но герой притягивал к себе внимание какой-то особенной психологической глубиной и эмоцио­нальной наполненностью. В финале спектакля, когда поги­бают все герои, в живых остается только Дервоед. Он опускается на колени и плачет под шум нарастающею гула: «По-бе-да!» И эта деталь, найденная режиссером и акте­ром, лучше всяких монологов говорит о чувствах и мыслях солдата, добывшею поберу ценой невероятных усилий и трудностей, когда, казалось бы, вся душа человека выпале­на и выжжена страшным словом «война». Адекватные чувства сразу же возникали и в сердце зрителя, которое билось в такт сотворчеству актера и режиссера.

Своей практикой В. Раевский еще и еще раз демонстри­ровал, что каждый режиссер неповторим, что он загадка, которую и сам еще не разгадал до конца. Он может оступиться и сделать что-то «не так». И это тоже законо­мерность.

Вспоминаю, как часто режиссера активно ругали за неумение работать с актером (неоднократно утверждая, что в его спектаклях актеры работают только «с голоса»), ругали за чуждую «таганковскую» школу, которая «вытоптала» всю природу Купаловского театра, но почему-то критикующая сторона всегда забывала о том, что театр — это прежде всего поиски нового, поиски неизвестного, порой абсолютно не вписывающиеся в привычную канву наших представлений не только о театре, но и о жизни. И каждый художник, идущий своей собственной дорогой в искусстве и несущий свой крест, имеет право и на падение и на подъем. Даже Иисус нес крест на Голгофу, спотыкаясь. Что же мы хотим от смертных?..

Режиссура — профессия сильных людей. У поэта, проза­ика, художника есть возможность написать и... уничтожить свое произведение, если оно очень далеко от совершенству и не нравится ему. У режиссера, как, впрочем, и у актера, такой возможности нет. И если их творческое «дите» уродилось хромым или горбатым — это видят все. Но никогда не нужно спешить «хоронить» авторов неудачного «дитяти». Даже самый талантливый художник имеет право на ошибку. Значит, что-то не заладилось и не получилось, что задумал. Получится в другой раз — настоящий худож­ник, как говорят, бездонный колодец, а настоящее творче­ство — это постоянный эксперимент и постоянный поиск.

Вспоминаю: сколько раз уже «хоронили» Валерия Раев­ского! Поставит неудачный спектакль — все! Кончился Раевский! Изжил себя! А он, как птица феникс, возрождается в новом спектакле. И опять о нем говорят как о серьезном, крупном мастере.

Хочется вспомнить еще об одном ярком спектакле Раевского, который, как мне кажется, был открытием и для самого режиссера. Это «Трыбунал» (по пьесе А. Макаенка, 1971 г.). Современные режиссеры уже отвыкли от лубка (а именно в таком жанре была написана эта пьеса), и В. Раевский восстановил в правах этот интересный и любимый зрителями жанр. В работе над этой постановкой В. Раевскому пришлось преодолеть еще один барьер. «Ко­медия о Великой Отечественной войне с такой кровью, с такими жертвами? Да вы что, в своем уме? Все ветераны разнесут ваш театр в щепки!» Да, было и такое опасение среди многих чиновников от искусства. А зритель великолепно принял спектакль. Победила творческая интуиция редиссера.В этом спектакле Валерий Николаевич сделал еще одно открытие: он открыл замечательного актера — Геннадия Овсянникова. Правда, Г. Овсянников и до этого уже успел блеснуть своим талантом, но настоящая, большая жизнь в искусстве началась у Гены именно с «Трыбунала», с Колобка. Мы, актеры, часто шутили, что благодаря этой роли звания на Гену посыпались, как звезды.

В 1976 г. была «Святая прастата» А. Макаенка, в 1980-м — его же «Пагарэльцы», потом «Парог», «Радавыя» А. Дударева, «Мудрамер» Н. Матуковского, «Страсці па Аўдзею» В. Бутрамеева, «Князь Вітаўт», «Чорная панна Нясвіжа»... Последние исторические постановки по пьесам А. Дударева свидетельствуют о том, что художник попытал­ся через определенное трансформирование истории донести до современника понятия чести, достоинства и уважения к своему прошлому.

Я сознательно вспомнила пьесы только белорусских драматургов, чтобы подчеркнуть тот большой вклад, кото­рый внес Валерий Николаевич в развитие современной белорусской драматургии. Ведь взять и довести до премье­ры белорусскую пьесу, довольно часто очень далекую от совершенства, это сложнее, чем поставить классику, ставленно-переставленную сотни раз и имеющую определенные постановочные разработки. Раевский, как настоящий ху­дожник, идет своей непроторенной дорогой, опираясь на свой талант, мучительные внутренние поиски и уникальную интуицию Мастера. А интуиция — это то качество, которое постоянно присуще Раевскому. Я допускаю, что режиссер не всегда может выразить себя в актере. Но он искренне ищет, срывается, ошибается, порой фальшивит, надрывает­ся, опять ищет и упорно идет своей дорогой Художника...