И грянул гром, услышь крик мой… - [41]

– Сказать откровенно, – прервал ее дядя Хэммер, – я бы лучше своими руками сжег этих Уоллесов.

– Ну да, ты бы сжег, и мы бы остались ни с чем, ты этого хочешь, Хэммер?

– Этого я не хочу, – ответил дядя Хэммер. – Но неужели ты думаешь, что, сменив лавку на виксбергскую, вы этим выживете отсюда Уоллесов? Коли так, значит, ты представления не имеешь, как обстоят тут у вас дела. И ты забываешь, что за магазином Уоллесов стоит еще Харлан Грэйнджер.

– Мэри, детка, Хэммер прав, – сказала Ба. – Я сделаю, что сказала насчет нашей земли, потому как совсем не хочу, чтобы после моей смерти вмешались юристы и, чего доброго, пособили бы этому Харлану Грэйнджеру отобрать нашу землю. А если залогом для кредита всем нашим соседям будет наша земля, мы ее потеряем. Как бы я посмотрела в глаза моему Полю Эдварду, если бы позволила отдать нашу землю…

– Я не сказала, что мы нашу землю дадим в залог, – сказала мама. – Но, с другой стороны, мы, можно сказать, единственная семья, у которой есть заработок на стороне.

Папа оторвал взгляд от огня.

– Все так, моя дорогая, но отдать нашу землю в залог этого кредита – все равно что подарить ее. В наши трудные времена вряд ли какой семье удастся оплатить свои счета, даже если бы она этого хотела. А коли они не сумеют оплатить, что нам тогда делать? Где у нас деньги, чтобы платить по счетам других? – Он покачал головой. – Нет… думаю, надо искать другой выход… Что ж, поедем в Виксберг, посмотрим, что еще можно придумать… – Его взгляд тут упал на меня, укрытую полумраком, и он наклонился вперед. – Кэсси? Ты что, голубка?

– Ничего, папа, – промямлила я. – Просто проснулась, вот и все.

Мама хотела было подняться, но папа рукой остановил ее и встал сам. Проводив меня назад до постели, он сказал ласково:

– Никаких причин для дурных снов у тебя нет, Кэсси, девочка моя.

Во всяком случае, сегодня нет.

– Папа, – спросила я, уютно устраиваясь под лоскутным одеялом, которое он подоткнул вокруг меня со всех сторон, – у нас что, могут отобрать нашу землю?

Папа протянул руку и мягко прикоснулся в темноте к моему лицу.

– Самое главное, что ты должна запомнить в этой жизни: мы никогда никому не отдадим эту землю. Ты веришь в это?

– Да, папа.

– Тогда спи. Скоро наступит рождество.

– Ура, книжка! – закричал в рождественское утро Малыш.

Стейси получил «Графа Монте-Кристо», я – «Три мушкетера», а Кристофер-Джон и Малыш – два разных тома «Басен» Эзопа. На обороте обложки маминым чудесным почерком было выведено имя того, кому принадлежит книжка. На моей было написано: «Эта книга принадлежит мисс Кэсси Деборе Логан. Рождество 1933 года».

– Продавец, у которого я купил эти книги, сказал мне, что две из них были написаны черным писателем, – сообщил папа и, открыв мою книгу, показал портрет человека в долгополом причудливом камзоле и в парике с локонами до плечей. – Его имя Александр Дюма, он француз. А его отец был мулатом, а дед – черным рабом на острове Мартиника, так написано в книге. Продавец еще сказал мне, что детям трудно будет читать такие большие книги, а я ему ответил, что он плохо знает моих детей. Они сейчас и не будут их читать, сказал я, но они подрастут и тогда прочтут.

Вдобавок к книгам мы получили носок, наполненный сладкой лакрицей, по этому единственному случаю купленной в магазине, апельсины, бананы для каждого из нас, а от дяди Хэммера платье и свитер мне, по свитеру и брюкам Кристоферу-Джону и Малышу. А все-таки с книгами ничто не шло в сравнение. Чистюля Малыш, который ценил одежду выше всего на свете, осторожненько отложил в сторонку новые брюки и свитер и кинулся доставать чистый лист коричневой бумаги, чтобы обернуть свою книгу. И весь день он провел, лежа на коврике из оленьей шкуры и рассматривая яркие, красочные картинки, на которых были изображены далекие чужие страны; переворачивая каждую страницу так, словно она была из золота, он вдруг искоса поглядывал на свои руки, потом на страницу, которую только что перелистнул, и бегом в кухню снова мыть руки – так, на всякий случай.

После церковной службы семейство Эйвери явилось к нам домой на рождественский обед. Все восемь отпрысков, включая четырех малышей дошкольного возраста, толкались в кухне вместе со мной и мальчиками, вдыхали волшебные запахи и ждали, когда позовут к столу. В комнате разрешили остаться только старшим девочкам, которые помогали маме, бабушке и миссис Эйвери в последних приготовлениях. На остальных Ба то и дело шикала, чтоб не мешали. Наконец прозвучало долгожданное приглашение, и нас допустили до рождественского пира.

Застолье продолжалось больше двух часов, которые ушли на первое, второе, третье, на разговоры и смех, а под конец на десерт. Когда с едой покончили, мальчики и я вместе с Клодом и Т. Дж. вышли на улицу, но от тонкого, в полдюйма, слоя снега было очень скользко, и мы довольно скоро вернулись в дом, присоединившись к взрослым, которые грелись у огня. Немного спустя вдруг раздался робкий стук во входную дверь. Стейси отворил ее и увидел на пороге Джереми Симмза, выглядевшего замерзшим и очень испуганным. Он заглянул в ярко освещенную комнату, и все обернулись на него. Стейси бросил взгляд на папу, потом на Джереми.