...И грянул гром - [13]

— Слыхал, будто темой владеешь, крутой темой,[2] так вот прикупить бы. — И замолчал, настороженно вслушиваясь во мхатовскую паузу, которой могла бы позавидовать добрая половина заслуженных артистов театра и кино.

— Ты, дядя, того… ни с кем меня не спутал? — наконец-то разорвал паузу Стакан. — Тема… темой те владеют, кто на рынке за прилавком стоит. А я, дядя, на том рынке только мясо покупаю.

— Знаю, — с непомерной грустью в голосе отозвался Агеев. — И рынок тот знаю, да доверия к нему больше нету.

— Чего так? — явно заинтересовался Стакан.

— А то ты сам не знаешь. Бессовестный народ на базаре пошел, беспонтовку[3] вместо настоящей литературы частенько вкатывают. Соберешься в свободную минуту хорошую книжку[4] почитать, а тут тебе, голубку дерганому…

— Что, бывало? — хмыкнул Стакан.

— Иначе бы тебе не звонил. На прошлой неделе прикупил у человечка на рынке мацанки,[5] собрался уж было губенки раскатать, а оно…

— Что, не торкнуло? — неизвестно чему гоготнул Стакан, весело и радостно.

— Хоть бы зацепило малость. Глушняк.

— Бывает, — сочувственно вздохнул Стакан, видимо сменив подозрение на милость. — Ну а от меня-то, дядя, чего желаешь?

— Я ж тебе говорил: слышал, будто темой крутой владеешь и до беспонтовки не опускаешься.

— М-да, — промычал в трубку Стакан, явно заинтересованный телефонным звонком и в то же время опасающийся милицейской подставы. — Откуда звон пошел?

— Пианист как-то радостью поделился. Он же и телефон этот дал, сказал, что при разговоре с тобой могу на него сослаться.

— А почему я ничего не знаю?

— Ну уж и я не знаю, — пожал плечами Агеев. — Хотя вроде бы и обещался перезвонить тебе.

— «Обещался»… — пробурчал Стакан, видимо недовольный тем, что Пианистом были нарушены какие-то правила конспирации. И в то же время по его тону чувствовалось, что все его сомнения развеялись и он полностью доверяет рекомендации Пианиста. — Ладно, хрен с тобой, дядя, — наконец-то сменил он гнев на милость. — Кличут-то тебя как?

— Агеем.

— Это что, погоняло или тебе, бедолаге, такое имя всобачили? — хихикнул Стакан.

— Обижаешь, однако.

— Ладно, не гундось. Товару-то много надо?

— Ну-у в общем-то прилично. Так, чтобы лишний раз тебя не тревожить.

— Ладно, сговоримся, — уже окончательно сдался Стакан и тут же спросил: — Знаешь, где меня найти?

— Пианист что-то буровил, но путано.

— Ладно, хрен с ним, с Пианистом, слушай сюда…

Выключив мобильник, Агеев покосился на Голованова.

— Все слышал?

— Естественно.

— Ну и?..

— Поеду с тобой для подстраховки.

— Стоит ли? Спугнуть можем.

— Одного я тебя не отпущу.

Когда ехали в машине, Агеев спросил с ленцой в голосе:

— Кстати, ты хоть знаешь, что такое «стакан» на ихнем собачьем сленге?

— С чего бы вдруг?

— Так вот, стакан и кружка — это отмеренная стаканом стандартная доза конопли, что-то около двухсот пятидесяти граммов. И это погоняло он, видимо, получил еще в те времена, когда только-только начинал приторговывать травкой.

— Растут люди, — согласился с ним Голованов и уже в свою очередь спросил: — Как думаешь, этот козел нары нюхал?

— Вряд ли, — пожал плечами Агеев. — Слишком раскован мужичок в разговоре.

— Так почему же он до сих пор на свободе? Агеев, как на больного, покосился на друга:

— Это ты у меня спрашиваешь?

— Ну! — отозвался Голованов, но, сообразив, видимо, что сморозил чушь, вздохнул обреченно.

Россию захлестывает наркота, президент требует усилить борьбу с наркоторговлей, на это дело из государственного бюджета выделяются огромные деньги, а здесь, в Москве… почти что в центре города… под носом у милиции… мелкооптовый наркоторговец по кличке Стакан… Бог ты мой, Расеюшка!

За годы работы в спецназе Главного разведуправления Министерства обороны России, а затем в МУРе и в «Глории», где приходилось порой рыться в таком дерьме, что рук не отмыть, Филипп Агеев навидался всякого-разного, однако никогда не думал, чтобы в его родной Москве, едва ли не в самом центре города, откуда до Кремля рукой подать… О подобном еще можно было услышать в середине, не к ночи помянутых, девяностых годов, но чтобы сейчас!..

Адрес, по которому его должен был встречать Стакан, находился в квартале от дома, где жил с матерью Чудецкий. Довольно старый, но еще добротный дом, поставленный на капитальный ремонт, но которого еще не касались руки строителей. Высокий деревянный забор, два вагончика с облупившейся краской, притулившихся за периметром забора, и… И привычная картина разрухи, которая всякий раз сопровождает начало хорошего дела, будь то реставрация или капитальный ремонт дома с отселением. Высадив Голованова за сто метров от дома, на перекрестке, Агеев припарковался неподалеку от огромного лаза, который зиял в заборе словно брешь в крепостной стене, и осторожно, чтобы не угодить ногами в дерьмо, ступил на обетованную землю. Где его, оказывается, уже ждали. Длинный и тощий как глист, какой-то весь дерганый парень непонятно скольких лет, бегающие глазки которого, как, впрочем, и весь его вид, выдавали в нем наркомана со стажем.

— Агей? — выпалил он, воровато вглядываясь в лицо худощавого молодого мужика, который, видимо, мало чем походил на привычную ему тусовку.