И финн - [8]
Легкая как грусть обида на Айги (по фр.: дела-дела, не нашел времени чтоб выслушать меня).
( ( (
Нашел его фотографию: Сашеньке лет шестнадцать. Взгляд добрый, доверчивый. Сейчас он другой (в авг. исполнится двадцать один). Передо мной на столе разложены фетиши: открытка с видом музея Пушкина на Мойке, где мы встретились, его фотография. И слез печальных не стираю!
Униженный с утра. Фотография на столе (в большой комнате). Грустно и легко, да? Мне? Тяжело и не весело.
Воскресенье: отправляюсь на лютеранское богослуженье в быв. Царское Село. Под звуки органа и пение я предаюсь моим мечтам. В ковчеге, где со всеми плыву к тому берегу.
Знакомство с доброй самаритянкой: заметила грустного и дала добрых слов напиться: о свежих как та вода из колодца, которую зачерпнула та женщина Христу. И денег мне дала (я отказывался, но видно был вид мой слишком уж печален, что не подать было нельзя) Чтобы не обидеть добрую я со словами благодарности принял бумажные динарии.
(записано по русски в вагоне, везущем меня в Вырицу)
В Вырице: в саду и на веранде у моей гран-дамы Зоси Александровны. Душевный разговор. Уезжаю совершенно растроганным и с размягченной душой как воск (библейское и вечное).
В вагоне вечном читаю Мэтра: без ты без тут. Хоть так. Мне неспокойно дома. Очень. Даже когда вижу сквозь расплывчатое состояние: потом с ним покоя не обрету. О жалкое и ничтожное истинное: на дне. Зачем это вижу, не утешает! Но каким-то трезвым глазом вижу это на дне и пью горькое, все пью! Так пусть до дна! Сам бы я удивился застав себя таким: цыганским! Последние дни мая. Я буду ждать тебя. Петь не могу: нет сил и не умею. Возвратиться бы к труду: вырваться б из плена общих мест и пошлостей. Как топко под ногой (простите симболизм - фр.) Писать мешают слезы. Сквозь слезы вижу пустоту. Бормочу какие то слова. Ищу утешения в буквах: ах милые вы моя солома спасительная.
Читал в тонкой книжке: Ау Сергунька серый скит осиротел. Вот мое настоящее и жалкое. Поехал на Литераторские мостки: нашел белую плиту. Поэт М.А.Кузмин. Слезы душили, вокруг могил бродил как пьяный. А в это время где-то отпевали художника. Пели: вечная память (протяжно) со святыми упокой: С кладбища поехал грустить на Стрельбищенскую, смотреть на серый дом. Пишу с трудом, как будто к голове или руке привязан жернов. Майн либлинг, с кем ты? Где? Плачу: редкое и неизвестное цыганское состояние души! Дожил до дна жизни: до горького, до подлинного.
(записано вечером по-русски)
( ( (
Сашенька нашелся! (как у Пруста название: неожиданно подумал, едва успев записать) В комнате общежития застал его утром - тепленького. Утром поехал в отчаяньи в общагу грустную (до этого он снимал комнату целый месяц у Никольского моста, уже описывал). Подхожу к окнам и вижу: занавески оранжевые задернуты. Надежда блеснула. Поднимаюсь по лестнице, в дверь его осторожно стучу. Голос знакомый отвечает. Господи! Полусонный только что вылез из постели и толком не успел одеться. Усталый сажусь на край, слов никаких нет. Потом все расскажу: пусть он пока говорит. Медленно раздеваюсь и растягиваюсь в теплой постели (сетка под матрацем приятно пружинит как в казарме), лежу с полузакрытыми глазами, голубчик рядом. Когда я был счастливее?
( ( (
по франц. записано: теряю дни на службе у финбана. Июнь. Вчера вечером ездили на дачу в Разлив. Там я снимаю крохотную веранду на берегу озера. Идем под дождем. Дни проводим вместе (за искл. часов, отданных службе).
Приезжала из Новгорода Ирина Львовна. Прогулки, беседы. Митя вечером заезжал. Славное собрание.
( ( (
Визит в Павловск (нон-сенс, чувствую: к кому визит). Просто была прогулка по Павловскому парку: классическая. С Бурдиным. Такое общество сидело у пруда: И.Л., Бурдин, Сашенька и я босиком на траве. Пили самый обыкновенный лимонад, но сколь приятный! Говорили что-то, хотя все и так без слов в воздухе написано было. Вечером того же воскресного дня: сцена с моей женой, ее матерью и маленьким Сережей. Тут же присутствовали Ирина Львовна и Сашенька. Моя жена имела весьма привлекательный вид (я сделал про себя ей комплимент). Я сам себе был неприятен, делая ужимки и прыжки, потому что все насупились и сидели в разных углах. Ирина Львовна стала собираться домой: удержать невозможно. Саша, проводи. В коридоре шепот: автобуса не будет возвращайтесь непременно. Они уходят я остаюсь со своей семьей: такой визит! Потом какие-то слова, хотя и так все ясно. Для семейного театра раздора: скучное академическое. Играю все же, но без энтузиазма, произношу как выученное. Мной не довольны. Потом все плачут. А я один без слез: так написано играть. Скучнейший водевиль.
( ( (
В следующее воскресенье: поездка в Павловский парк. Потом на дачу в Вырицу. Он в белой рубашке. В тенистой аллее сидим и целуемся.
( ( (
Написано по франц.: он очень злой. Настоящий палач (красивый, с открытым лбом) Монамур. Жертва кто: впрочем не разберусь. Читаю книгу мэтра, о своем же романе думать недосуг.
Тошнота (как у известного Сартра).
Чудесный день в Разливе. О его капризы: как все переносить? Пар экзампль: будирует и отказывается от вечернего чая.
«Дорога в У.», по которой Александр Ильянен удаляется от (русского) романа, виртуозно путая следы и минуя неизбежные, казалось бы, ловушки, — прихотлива, как (французская) речь, отчетлива, как нотная запись, и грустна, как воспоминание. Я благодарен возможности быть его попутчиком. Глеб МоревОбрывки разговоров и цитат, салонный лепет заброшенной столицы — «Дорога в У.» вымощена булыжниками повседневного хаоса. Герои Ильянена обитают в мире экспрессионистской кинохроники, наполненном тайными энергиями, но лишенном глаголов действия.
Не люблю расставаться. Я придумываю людей, города, миры, и они становятся родными, не хочется покидать их, ставить последнюю точку. Пристально всматриваюсь в своих героев, в тот мир, где они живут, выстраиваю сюжет. Будто сами собою, находятся нужные слова. История оживает, и ей уже тесно на одной-двух страницах, в жёстких рамках короткого рассказа. Так появляются другие, долгие сказки. Сказки, которые я пишу для себя и, может быть, для тебя…
Дамы и господа, добро пожаловать на наше шоу! Для вас выступает лучший танцевально-акробатический коллектив Нью-Йорка! Сегодня в программе вечера вы увидите… Будни современных цирковых артистов. Непростой поиск собственного жизненного пути вопреки семейным традициям. Настоящего ангела, парящего под куполом без страховки. И пронзительную историю любви на парапетах нью-йоркских крыш.
Многие задаются вопросом: ради чего они живут? Хотят найти своё место в жизни. Главный герой книги тоже размышляет над этим, но не принимает никаких действий, чтобы хоть как-то сдвинуться в сторону своего счастья. Пока не встречает человека, который не стесняется говорить и делать то, что у него на душе. Человека, который ищет себя настоящего. Пойдёт ли герой за своим новым другом в мире, заполненном ненужными вещами, бесполезными занятиями и бессмысленной работой?
Дебютный роман Влада Ридоша посвящен будням и праздникам рабочих современной России. Автор внимательно, с любовью вглядывается в их бытовое и профессиональное поведение, демонстрирует глубокое знание их смеховой и разговорной культуры, с болью задумывается о перспективах рабочего движения в нашей стране. Книга содержит нецензурную брань.
Автор много лет исследовала судьбы и творчество крымских поэтов первой половины ХХ века. Отдельный пласт — это очерки о крымском периоде жизни Марины Цветаевой. Рассказы Е. Скрябиной во многом биографичны, посвящены крымским путешествиям и встречам. Первая книга автора «Дорогами Киммерии» вышла в 2001 году в Феодосии (Издательский дом «Коктебель») и включала в себя ранние рассказы, очерки о крымских писателях и ученых. Иллюстрировали сборник петербургские художники Оксана Хейлик и Сергей Ломако.
Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.