И еще была любовь - [11]

– Извольте мадам, как пожелали – карета подана! – в дверях моего кабинета появляются твои ласковые глаза – в них таится и любовь, и обещание счастья…

И красные розы – обязательный элемент наших встреч…

***

      Зачем я поехала на обед на трамвае – всего одну остановку – вы не знаете? Я тоже. Только выйдя напротив своего дома поперлась через дорогу прямиком на красный свет – мысли витали где-то далеко.

Думала о том, что завтра выходной и можно надеть любимые джинсы, которые нельзя носить на работу. О родительском собрании в школе у дочери, и что завтра в «Современнике» будет разыграна подписка на Хемингуэя – надо бы поучаствовать. Осмысливая на бегу все, о чем не успела подумать раньше, на машины, едущие на меня, даже не обратила внимание – мысли толкались в голове кучей, и каждая из них хотела быть первой.

На середине дороги за рукав цапнул милиционер:

– Девушка, вы куда?

Возмущенная до глубины души таким бесцеремонным вторжением в мою личную жизнь, я с вызовом ответила:

– Домой, – и, спускаясь со своих облаков, добавила уже бледнее, – на обед…

– А красный свет вы видите? – вопрос был конкретным, а мент – молодым и строгим.

– Нет! – честно удивилась я.

– То-то же, – обрадовался он чистосердечному признанию, – я и вижу: вышла, варежку разинула и чешет на красный, – и он наглядно показал, как я «разинула варежку» и «чесала на красный».

Было очень смешно…

***

      Сегодня суббота, целый день с неба сыпется снег с дождем, я дежурю во Дворце. Борис возится с моими детьми дома, наверное, и мне пора собираться. Но тут объявляется Алексей – планы сразу меняются, становится ясно – домой попаду нескоро.

…В форменной шинели мой летчик мокнет на углу, пряча за спиной букет гвоздик:

– Извини, малыш, роз не было!

Обняв за плечи, ведет вдоль по улице – мне все равно куда, только бы рядом с ним. В голове навязчивая мысль:

– «Господи, что я делаю, ведь дома Борис!» И тут же оправдываюсь:

– «Борис недавно прямо сказал, что у него семья, и надеяться мне не на что…»

Свидание было недолгим – пару часов в любимой кафешке, обнимашки-поцелуйчики у лифта – и все. Нести с собой Лешкины гвоздики естественно нельзя – оставляю их у соседки Люси. А дома – это надо же – на столе такие же цветы – как две капли воды!

Потом была приготовленная Борисом курочка из духовки – к плите меня не допускали, а потом – потом он ушел домой, как делал это всегда.

…На следующий день Алексей, появившись на моей кухне, показывает на букет, стоящий на столе, и спрашивает, заглядывая в глаза:

– Малыш, кто подарил тебе эти цветочки?

– Человек, который меня любит! – пряча улыбку, отвечаю совершенно серьезно.

– Да Лерик, очень люблю! – подтверждает Алексей.

А гвоздики-то Борькины…

…Прости мне, Господи!

***

      Коллектив Дворца работал на особом подъеме. Каждое утро, просыпаясь, бежали на работу, как на праздник. Вокруг было великое множество интересных людей. Чувство удачи, интересной жизни не покидало. Проснешься вот так утром, и внезапно понимаешь – сегодня у тебя получится все, сегодня можно закончить самые непробиваемые дела, решить залежавшиеся проблемы. И поднималась, и бежала, и действительно пробивала все непробиваемое, решала нерешаемое.

      Вот, например, кружку «Умелые руки» для малышни нужно было много фанеры – выпиливать лобзиком. А эту самую фанеру разные организации получали по разнарядке в очень строгой снабженческой организации. Но у нас-то разнарядки не было, и дети таскали из дому посылочные ящики. Были в те времена такие фанерные ящички, но их все равно было мало – придется идти выпрашивать! Договариваюсь о встрече с начальником этой самой организации, еду.

Сидит в кабинете такой важный дядечка и свысока мне объясняет:

– Какая фанера? Ваш дворец даже не включен в разнарядку, и не надейтесь, – вот прямо: «Проходите дальше, гражданочка, по средам не подаем!»

Но так просто я сегодня отсюда не уйду, ни за что не уйду. В запасе есть несколько фокусов, начинаем. Сначала кокетничаю: глазки в угол – на нос – на предмет, обаятельная (тренировалась) улыбка. Играю руками, показывая красивый свежий маникюр. Смотрит, усмехается, но не клюет, гад! Ладно, попробуем по-другому.

      Отбросив кокетство, начинаю по-деловому объяснять, что у меня кружки, а в кружках детки, они пилят, и им для этого нужна фанера! А иначе они не придут в кружок, а пойдут на улицу – курить папиросы, пить водку и делать преступления – намеренно сгущаю краски. На лице у дядечки опять не вижу нужных мне эмоций. Значит, остается одно – надо рыдать. Так, чтобы такое вспомнить, чтобы пустить слезу? Слеза нужна всего одна – потом она попадет в глаза, начнет щипать тушь и процесс пойдет! Что же – что же? Ах да! Мерила сегодня новые туфли – не влезла самую малость, обидно до слез – и эта слеза пошла на удивление легко. Одна, другая – постепенно набирая обороты уже реву, приговаривая:

– Ну, как вы не понимаете. У вас же у самого дети, внуки! Я же не для себя – я же для детей прошу! – и в этот раз сработало.

Дядькиной важности как не бывало – выскочив к секретарше в приемную, потребовал себе зама, а мне воды. Мне сунул в руки стакан с водой, а прибежавшему заму дал указание выделить нам в порядке шефской помощи в этом квартале пять кубов фанеры. А я добавила: