...И другие глупости - [22]

На свидания Мурка ходила в деревянных сабо с пятнадцатисантиметровыми каблуками. Сверху надевала вязаные полосатые гольфы — полоска желтая, полоска коричневая. Сабо не желали сгибаться — идти в них по лестнице было совершенно невозможно. И снять никак — на эту лестницу и в ботинках-то страшно было ступить. Мурка ковыляла вниз, чертыхалась и время от времени падала прямо в картофельные очистки. Обратно кавалеры тащили ее на руках. Было очевидно, что в этой амуниции самостоятельно на четвертый этаж ей не взобраться. Я однажды тоже намекнула своему тогдашнему питерскому кавалеру, что неплохо бы соответствовать. Кавалер попался довольно худосочный, но соответствовал весьма мужественно. Так они нас и таскали.

Когда-то, очень давно, мы с Муркой сидели у нее в комнате и слушали, как наши мамы собираются идти гулять по Питеру. Мамы визжали, хохотали, болтали чепуху и пели песенки.

— Интересно, — сказала Мурка, — мы в сорок лет тоже будет так хохотать?

Прошло двадцать лет. Нам давно уже сорок и даже чуть-чуть не сорок. Мы хохочем, несем чепуху, поем песенки и визжим дурными голосами, встречая друг друга на вокзале.

— Интересно, — говорит Мурка, — в шестьдесят лет мы тоже будем хохотать?

— Как ты думаешь, она нас встретит? — шепотом спрашивает Мышка, прерывая мои воспоминания.

— Мурка? Утром? Ты с ума сошла! — шепчу я в ответ.

— А как же вещи? — ноет Мышка.

— Господи! Какие у тебя вещи!

Вещей у нас действительно две зубные щетки и полиэтиленовый пакет с конфетами «Цитрон». «Цитрон» предназначается Лесному Брату для задабривания. Лесной Брат ест его как хлеб, а в Питере «цитрон» почему-то не водится, наверное, из-за повышенной ядовитости.

Никакой Мурки мы на перроне, разумеется, не обнаружили и потащились со своим «Цитроном» к выходу. И тут сзади кто-то крепко схватил наш пакет и потянул его к себе. Мы тоже схватили покрепче наш пакет и потянули его к себе. Пакет лопнул, «Цитрон» посыпался в лужу. Мы упали на колени и начали ползать по луже, собирая «Цитрон» и непрерывно натыкаясь на две джинсовые ноги.

— Вылезайте! — вдруг сказали ноги крайне нелюбезным человеческим голосом. Мы подняли головы. Над нами громоздился Лесной Брат. — Мурка велела вас встретить, — буркнул он, наклонился, вынул нас из лужи и поволок к машине. — Чего приехали? — грубо спросил Брат, запихнув нас на заднее сиденье.

— Да так, — проблеяла Мышка, — проверить… все ли… э-э-э… в порядке.

— Ничего у нас не в порядке, — мрачно сказал Брат и рванул с места.

Тут надо сделать маленькое лирическое отступление и рассказать о том, какая нечеловеческая страсть связала Мурку с этим человеком по имени

Лесной Брат

Так вот, об имени. Лесной Брат зовется Лесным Братом, потому что сильно мудрит по части лесоповала. У него такой бизнес: он вырубает елки, переделывает их в дрова и отправляет гулять по миру. Иногда мы пристаем к нему по поводу уменьшающегося поголовья елок в нашей стране, и Лесной Брат, не моргнув глазом, врет нам, что на месте старых, никому в принципе не нужных, облезлых елок тут же высаживают новенькие пушистые сексуальные елочки, таким образом предотвращая экологическую катастрофу. Однажды он даже зазывал нас с собой на делянку, чтобы мы убедились в наличии елочек, прекрасно зная, что ни на какую делянку мы не поедем, а будем лежать в постели и трескать кофе с сухарями. С Муркой у Брата пожизненная любовь. А случилось все вот как.

Замуж Мурка выходила то ли два раза, то ли четыре. Сейчас уже не разобраться. Известно только, что мужей было два и что с каждым она воссоединялась по два раза. Отсюда — путаница в счете.

Первого мужа Мурка не кормила. Он был большой, похожий на рыжего плюшевого медведя, из тех, что утробно рычат, когда им нажимаешь на брюхо. Муж был младше Мурки на год, а казалось, что на все десять. Она ему была — нет, не как мать, она ему была как мачеха. Очень строго спрашивала за разные провинности. Муж был немножко толстоват в некоторых местах, в том смысле, что имел внушительный фасад и массивные боковины. Эту жизненную оплошность Мурка ему не прощала. Бедный муж не имел права голоса в вопросах питания, да и само питание поставлялось ему крайне скудно. По женской части Мурка его не слишком любила и по вечерам, когда он ей особенно надоедал, отсиживалась в туалете. Курила, глазела на лестницу и ждала, когда он уснет. Короче, это было типичное не то — Первый Блин. Тем не менее от Первого Блина Мурка родила Машку — рыжее нахальное существо, которое вот уже двадцать лет не закрывает рта и орет на нас так, что закладывает уши.

Ребенок Машка

Машкин характер формировался как раз в тот период, когда Мурка активно меняла мужей. В результате мы получили редкой склочности и наглости девицу. Главным ее занятием в жизни является выклянчивание денег у Первого Блина, Мурки и Лесного Брата. Причем на одну и ту же чепуховину она клянчит у всех по кругу. И что характерно — у всех получает. Образования Машка не получила никакого. Ну, то есть школу она закончила, но на ней это как-то не сказалось. Из школьной программы она прочла одно произведение, которое упорно называет «Евгений Карнегин». Угадайте какое. После школы Мурка поступила Машку в медицинский институт, на стоматологический факультет. Упаси вас бог пожаловаться в Машкином присутствии на зубную боль! Это я вам советую как человек, наблюдающий ее обучение вблизи в течение пяти лет. Однажды у Машки был зачет по пломбированию. Надо было привести кого-нибудь из знакомых и запломбировать ему зуб. Если дырки в зубе не обнаружится — просверлить свеженькую. Машка усадила нас всех за круглый стол и грозно спросила: