И девять ждут тебя карет - [9]

Жалость, отвращение, любопытство, горячее желание скрыть эти чувства… все это пропало, улетучилось, словно сухие листья под порывами ветра, когда я обернулась. Может быть, из-за театральной эффектности его внезапного появления: только что он был просто тенью и вдруг совершенно бесшумно появился во плоти и крови… И к тому же вряд ли Леон де Вальми мог вызвать жалость: передо мной был крупный, красивый и сильный мужчина, молча сидящий в инвалидном кресле, который одним своим присутствием подавил всех, находящихся в холле, – слуги словно растаяли перед ним еще до того, как он остановился. Тишину нарушали лишь мерные шаги миссис Седдон, которая, легонько пыхтя, поднималась по лестнице с левой стороны галереи.

Очевидно, из-за неотразимости личности Леона де Вальми я с первого же взгляда не восприняла его как калеку: это был самый привлекательный мужчина из всех, которых мне когда-либо приходилось видеть. Правда, мой жизненный опыт весьма ограничен, но Леон де Вальми в любой компании не остался бы незамеченным. Возраст придал его необычайной красоте своеобразную утонченность, легкие морщины на щеках и седина создавали впечатление изысканной изможденности, белая грива волос составляла удивительный контраст с блестящими темными глазами и черными дугами бровей. Красиво очерченные губы были сжаты в тонкую жесткую линию, как бывает при сильной боли. Руки казались нежными, как у людей, не занимающихся ручным трудом, кожа была мертвенно-бледной. Но Леона де Вальми никак нельзя было назвать инвалидом – это владелец замка и глава рода де Вальми, и та половина его тела, которая не парализована, обладает удивительной жизненной силой.

Здороваясь с женой и глядя на меня, он улыбнулся и от этого стал еще красивее. Я не могла понять, почему вдруг почувствовала какое-то беспокойство и отчего вообразила, что голос Элоизы де Вальми, представлявшей нас друг другу, звучит напряженно и необычно звонко, словно туго натянутая струна.

Глядя на мадам, я подумала: «Она его боится…» Потом приказала себе забыть эти глупости. Такие мысли – плод моего романтического воображения, следствие рассказов отца об изощренных интригах знати. Вряд ли здесь вдруг потянет адским запахом серы только потому, что этот человек выглядит словно падший ангел из поэмы Мильтона и появился, как Князь Тьмы, из темноты потайной двери.

Я очень смутилась, когда пришлось нагнуться, чтобы пожать ему руку, но надеялась, что он ничего не заметил. Я ошибалась.

– Вас уже предупредили? – тихо произнес Леон де Вальми.

Его темные глаза обратились к жене, стоявшей рядом со мной. Мадам приподняла руку, словно протестуя. Их взгляды встретились, и Леон слегка поднял брови. Он понимал все с первого взгляда. Чувствуя себя виноватой – ведь я скрыла, что знаю французский язык, – я неуверенно переспросила:

– Предупредили?

– О том, что Люцифер пал с небес, мисс Мартин?

Я широко раскрыла глаза от удивления. Неужели этот человек телепат? Может быть, он решил, что для полного эффекта никак не обойтись без запаха серы? Или… может, он считает, что чем-то походит на низвергнутого с небес ангела, чье имя только что назвал? Странно, но последнее предположение сделало его в моих глазах более человечным и ранимым.

Не дав мне времени опомниться, он снова улыбнулся.

– Простите. Я пытаюсь изъясняться загадками. Я имел в виду несчастный случай, который, как вы видите…

– Я знаю. Я просто была удивлена, потому что тоже подумала о Люцифере, – поспешно и, как мне показалось, с излишней откровенностью сказала я.

– Что вы говорите?

В его смехе слышались саркастические нотки; однако, кажется, мои слова польстили ему. Потом он умолк и окинул меня внимательным, оценивающим взглядом. Я с опозданием вспомнила, что, собственно говоря, я здесь прислуга, а он – мой хозяин, почувствовала, что краснею, и сказала быстро, не задумываясь:

– Кто-то рассказал мне об этом несчастном случае; это было в самолете по пути в Париж.

– Да? Может быть, кто-то из наших знакомых?

– Да, кажется. Мы разговорились. Когда я сказала ей, что еду сюда, она вспомнила, что встречалась с вами.

– Она? – вмешалась Элоиза де Вальми.

– Я не знаю, как ее зовут. Пожилая дама из Лиона или вроде того. Не помню.

– Кто бы она ни была, хорошо, что предупредила об этом, – сказал Леон. Он немного помолчал, опустив голову и глядя себе на руки, потом медленно продолжил: – Вам может показаться очень странным, мисс Мартин, но, по-видимому, моя супруга очень не любит говорить о моем… уродстве. А в результате многие испытывают шок при первой встрече со мной. Да и я сам – хотя прошло уже двенадцать лет – испытываю весьма неприятное ощущение, когда читаю удивление и жалость в глазах тех, кто видит меня впервые. Может быть, мы с женой ведем себя глупо… Может быть, вы уже в душе осудили меня и сочли неврастеником… Но это очень понятная и легко объяснимая слабость, мисс Мартин. Мы оба достаточно долгое время делали вид, что ничего не произошло, и вряд ли будем испытывать благодарность к тому, кто развеет иллюзию.

Он поднял голову и посмотрел мне прямо в глаза.

– Придет день, когда это больше не будет иметь значения. – Он пожал плечами и криво улыбнулся. – Но пока что…