И дано будет - [8]

Но сохранится ли прежнее прежним? Личность, чувства, отношения. Слияние не равноценно замене, а терять Риту Эрик не собирался. Облагороженная, сотканная из достоинств Рита представлялась ему фальшивкой.

Эрик отыскал Арбенина и тянул, тянул паузу, боясь ошибиться. Закрепление – есть удаление дубликата ключа, оставшегося в слое после проявления. Открыв дверь, ее запирают. С другой стороны. Процесс запустится, едва ключ номер два, Леонид Арбенин, воссоединится с прототипом, Лукасом Арбером, в загробном мире, где звучат лютни и арфы или трещит на раскаленных сковородах прогорклое масло, либо вообще ничего не звучит и не трещит, потому как мира того попросту нет.

Вдобавок имелась еще одна, не менее веская причина. Эрик всерьез подозревал, что не подходит для такой сказочной жизни.

Нигде

И лишь когда Эрик запнулся, и упал, и, выронив пистолет, покатился по новенькой, криво уложенной брусчатке, матерясь и обдирая ладони, то вдруг понял – быстрая смерть не для него.

Это расплата. Кара божья. За желание сделать мир чище негодными средствами, за чрезмерную самонадеянность и попытку распоряжаться людскими судьбами. В следующий миг он задохнулся от острой боли в ребрах. Его пинали, зло и сосредоточенно. Пинали окованными железом мысками сапог, топтали каблуками, били дубинками, а может, и прикладами – как придется и куда придется. Он ужом извивался под градом ударов, кричал, скулил, но не плакал. На шаткой грани беспамятства явилась Госпожа С. Лично. Без господина Альбера, поверенного. Эрик очнулся от скрутившего желудок спазма: рвало желчью, ее горечь ни с чем не спутаешь.

Смерть медлила.

Внезапно Госпожа шепнула в ухо: меняю. Этот город, эти улицы, этих людей на твою жизнь там. Твою и Риты. Подумала и добавила: неделю, целую неделю жизни.

Дура, прохрипел он.

Торгуешься? – усмехнулась Госпожа. Хорошо, месяц.

Из разбитого носа хлестала кровь. Он засмеялся через силу, в горле булькало.

Год? – предложила Госпожа. Вспомнишь еще мою доброту.

Эрик уже не мог связно говорить, только стонал на выдохе, складывая звуки в слова.

Я ж… же сум… мас… шед… ший, заб… был… ла?..

Госпожа не ответила. Он, кажется, оглох; в глазах плескалась темнота, руки и ноги почти не чувствовались. Глупое тело цеплялось за жизнь, куда-то ползло, корчилось раздавленным червем, лишь увеличивая страдания.

Рита, прости меня, прости, пожалуйста, бредил Эрик, я такой дурак, я ужасный дурак, я сдохну здесь, а ты сдохнешь там, и какая от этого польза, даже если эти люди, этот город будут жить, и та, другая Рита, будет жить, она ведь другая, я не знаю ее, она не знает меня, да я и не хочу ее знать, я люблю тебя, Рита! одну тебя, слышишь, Рита?! ты бы видела, какой это замечательный город, как здесь красиво, и люди, понимаешь, люди, нельзя променять миллионы людей на год счастья, или можно? как бы я смотрел тебе в глаза, как бы ты смотрела мне? я не знаю, я совершенно запутался, но я уже выбрал, слава богу, я выбрал, и не надо решать заново, верю, ты бы решила так же, ты бы смогла, Рита, кажется, я плачу, я говорил тебе, что не плачу, я не врал, это в первый раз, Рита, в первый и последний раз…

Секунды бежали, и менять что-то или отказываться от выбора, молиться или проклинать было поздно.