И было утро, и был вечер - [15]

- Весь мой расчет Гоменюк раскидал. Меня - в четвертый, Ковалева - в третий, Матвеева - в первый, к Батурину, на перевоспитание. Отдайте мне Ковалева. Мы с ним еще из-под Москвы. И Зайкова отдайте - тоже старый друг. Больше ни о чем просить не буду.

Мне понятны чувства Воловика. Зайков - его старый водитель. Он бывший матрос, отчаянная голова. До войны отсидел год за участие в какой-то драке. У нас он известен как самый опытный и везучий шофер и защитник всех "притесняемых". У него тягач всегда в порядке, он выбирает самый безопасный пyть к огневой, он реже других садится на "диффер".

Просьбу Воловика я выполнил, что "старики", как сообщил мне Никитин, одобрили.

О летних событиях в Пистыни Воловик не вспоминал. Лишь однажды он поблагодарил меня за восстановление своего расчета. И еще высказал опасение, что по возвращении из санбата Гоменюк опять всех разгонит.

- А что, прошлое не забылось? - спросил я.

- Гм, не забылось. Он все время держит меня на прицеле. Ждет момента. Я сам должен о себе побеспокоиться. Моя жизнь - на волоске.

- Может быть, тебе перейти в другую батарею? Ты думал?

- Думал. Другие не берут. Он дурные слухи обо мне распустил. Вообще, Федя знает, что у нас происходит. Есть на батарее стукачок. Говнюк его побаивается, а то давно бы пришил меня. Я, может, лишнего наговорил. Забудьте все это. Чем сердце успокоится, только цыганка знает. Да и то вряд ли.

- Печальная история. Жаль. Ладно, я все уже забыл.

Недели через две после этих событий батарею посетил, как всегда, желанный гость - почтальон. Он раздал письма. Счастливчики отплясали положенные "барыни" и "гопаки". И тогда, напоследок, он подошел ко мне с письмом и руках:

- Товарищ лейтенант, возьмите письмо для капитана Гоменюка. Я узнал, что он скоро вернется из санбата. Чего же гонять почту туда-сюда? Передадите?

- Передам, конечно, - согласился я и сунул письмо в полевую сумку. А внутри зашевелилось недоброе желание: хоть бы не вернулся!

% % %

Последующие дни прошли в переездах и непрерывных сменах позиций. Нaш дивизион ежедневно перебрасывали с места на место. Шли бои местного значения в приграничных районах Словакии, Венгрии, Польши. Погода в ту зиму стояла мерзкая.

В один из таких хмурых дней, когда почти непрерывный дождь сменялся мокрым снегом, а мы промокли и промерзли до мозга костей, пришел приказ сняться с позиций и прибыть к железнодорожному переезду, указанному на карте, для последующей переброски на другой участок. По дороге туда было километров десять, хотя по прямой - не более четырех.

Еще не стемнело, когда батарея в полном составе отошла с занимаемых позиций на дорогу. Видимость была плохая, и огня на себя мы не навлекли. Двинулись дальше в обычном походном порядке. На развилке недалеко от переезда нас должен был встретить "маяк" - разведчик из взвода управления.

На следующих за мной двух тягачах рядом с водителями находились офицеры -командиры взводов. На последней, четвертой, машине офицера не было, его место занимал командир орудия - Воловик. Таков порядок.

Мы проехали совсем немного, километра два, когда я увидел на обочине фигуру в шинели, с чемоданчиком в руке. Офицер энергично размахивал свободной рукой, требуя остановиться. Я приказал водителю притормозить, а когда подъехал ближе, узнал офицера - Гоменюк!

- Хорошо, что встретил. Я из санбата как раз. Переходи на другую машину, - грубо приказал мне Гоменюк. - Быстро! Быстро давай!

- Пока батареей командую я. Садитесь в последнюю машину. Там нет офицера. Прибудем на место, доложу майору и сдам батарею. А пока я выполняю задачу. Разговаривать некогда! Поехали. Вперед! - крикнул я водителю.

Гоменюк соскочил с подножки и быстрым шагом направился в хвост колонны. Я оглянулся и увидел, что он садится к Воловику.

Настроение испортилось, за дорогой следил невнимательно, пропустил нужный поворот. Пришлось возвращаться. Из-за этого на место мы прибыли с опозданием. У переезда дорога проходила по неглубокой долине. Дождь продолжал накрапывать.

До передовой было уже недалеко. Противник вел редкий беспокоящий огонь. Снаряды рвались с перелетом, далеко от дороги, в чистом поле. Фрицы, наверно, пристрелялись засветло. Теперь наводка сбилась, но они с немецкой методичностью продолжали постреливать одной гаубицей, не меняя установки.

Я доложил командиру дивизиона, что привез Гоменюка.

- Как мне быть? Сдавать батарею?

- Ты почему опоздал? - спросил командир.

И, не дождавшись моего ответа, резко сказал:

- Не задавай ненужных вопросов. Когда прикажу, тогда сдашь! Не до того пока. Выполняй свои обязанности и не отставай на марше.

Он подозвал командиров батарей к своему "виллису", где сидели начальник штаба и замполит, вытащил карту и, посветив фонариком, показал маршрут и село, куда нам надлежит прибыть не позже пяти часов утра. Там мы получим боевую задачу.

Обстрел продолжался, но снаряды падали реже, чем прежде.

- Все, братцы. По машинам! Заводи! И не отставать! - он посмотрел на меня и с едва заметной улыбкой погрозил кулаком.

Моя батарея, прибывшая последней, замыкала колонну. Я сел в первую машину и повторил команду на марш. Фар не зажигали - соблюдали маскировку. Из-за дождя видимость была плохая. Порывистый ветер продувал насквозь промокшую одежду.