И будет вечен вольный труд - [68]

1900

К славянам

Славяне, вам светлая слава —

За то, что вы сердцем открыты,

Веселым младенчеством нрава

С природой весеннею слиты.

К любому легко подойдете,

С любым вы смеетесь как с братом,

И всё, что чужого возьмете,

Вы топите в море богатом.

Враждуя с врагом поневоле,

Сейчас помириться готовы,

Но если на бранном вы поле —

Вы тверды и молча суровы.

И снова мечтой расцвечаясь,

Вы — где-то, забывши об узком,

И светят созвездья, качаясь,

В сознании польском и русском.

Звеня, разбиваются цепи,

Шумит, зеленея, дубрава,

Славянские души — как степи,

Славяне, вам светлая слава!

К рабочему

Рабочий, странно мне с тобою говорить:

По виду я — другой. О, верь мне, лишь по виду.

В фабричном грохоте свою ты крутишь нить,

Я в нить свою, мой брат, вкручу твою обиду.

Оторван, как и ты, от тишины полей,

Которая душе казалася могильной,

Я в шумном городе, среди чужих людей,

Не раз изнемогал в работе непосильной.

Я был как бы чужой в своей родной семье,

Меж торгашами слов я был чужой бесспорно.

По морю вольному я плыл в своей ладье —

И море ширилось безбрежно, кругозорно.

Мне думать радостно, что прадеды мои

Блуждали по морям на Севере туманном.

В моей душе всегда поют, журчат ручьи,

Растут, чтоб в море впасть в стремленьи необманном.

В болотных низостях ликующих мещан

Тоскует вольный дух, безумствует, мятётся.

Но тот — отмеченный, кто помнит океан,

Освобожденья ждет — и бури он дождётся.

Она скорей пришла, чем я бы думать мог,

Ты встал — и грянул гром, все вышли из преддверья.

На перекрестке всех скрестившихся дорог

Лишь к одному тебе я чувствую доверье.

Я знаю, что в тебе стальная воля есть,—

Недаром ты стоишь близ пламени и стали.

Ты в судьбах Родины сумел слова прочесть,

Которых мудрые, читая, не видали.

Я знаю, можешь ты соткать красиво ткань,

Раз что задумаешь — так выполнишь, что надо.

Ты мирных пробудил, ты трупу молвил: «Встань»,—

Труп — жив, идут борцы, встает, растет громада.

Кругами мощными растет водоворот,

Напрасны лепеты, напрасны вопли страха,—

Теперь уж он в себя всё, что кругом, вберет,

Осуществит себя всей силою размаха.

1905

Наш царь

Наш царь — Мукден^{295}, наш царь — Цусима^{296},

Наш царь — кровавое пятно,

Зловонье пороха и дыма,

В котором разуму — темно.

Наш царь — убожество слепое,

Тюрьма и кнут, подсуд, расстрел,

Царь-висельник, тем низкий вдвое,

Что обещал, но дать не смел.

Он трус, он чувствует с запинкой,

Но будет, — час расплаты ждет.

Кто начал царствовать Ходынкой^{297},

Тот кончит, встав на эшафот.

1906

Вопль к ветру

Суровый ветр страны моей родной,

Гудящий ветр средь сосен многозвонных,

Поющий ветр меж пропастей бездонных,

Летящий ветр безбрежности степной.

Хранитель верб свирельною весной,

Внушитель снов в тоске ночей бессонных,

Сказитель дум и песен похоронных,

Шуршащий ветр, услышь меня, я твой.

Возьми меня, развей, как снег мятельный,

Мой дух, считая зимы, поседел,

Мой дух пропел весь полдень свой свирельный.

Мой дух устал от слов и снов и дел.

Всевластный ветр пустыни беспредельной,

Возьми меня в последний свой предел.

Те же

Те же дряхлые деревни,

Серый пахарь, тощий конь.

Этот сон уныло-древний

Легким говором не тронь.

Лучше спой здесь заклинанье

Или молви заговор,

Чтоб окончилось стенанье,

Чтоб смягчился давний спор.

Эта тяжба человека

С неуступчивой землей,

Где рабочий, как калека,

Мает силу день-деньской.

Год из года здесь невзгода,

И беда из века в век.

Здесь жестокая природа,

Здесь обижен человек.

Этим людям злое снится,

Разум их затянут мхом,

Спит — и разве озарится

Ночью красным петухом.

1914

Иван Алексеевич Бунин

1870–1955

Родине

Они глумятся над тобою,

Они, о родина, корят

Тебя твоею простотою,

Убогим видом черных хат…

Так сын, спокойный и нахальный,

Стыдится матери своей —

Усталой, робкой и печальной

Средь городских его друзей,

Глядит с улыбкой состраданья

На ту, кто сотни верст брела

И для него, ко дню свиданья,

Последний грошик берегла.

1891

На проселке

Веет утро прохладой степною…

      Тишина, тишина на полях!

Заросла повиликой-травою

      Полевая дорога в хлебах.

В мураве колеи утопают,

      А за ними, с обеих сторон,

В сизых ржах васильки зацветают,

      Бирюзовый виднеется лен,

Серебрится ячмень колосистый,

      Зеленеют привольно овсы,

И в колосьях брильянты росы

      Ветерок зажигает душистый,

И вливает отраду он в грудь,

      И свевает с души он тревоги…

Весел мирный проселочный путь,

      Хороши вы, степные дороги!

1895

«Старик у хаты веял, подкидывал лопату…»

Старик у хаты веял, подкидывал лопату,

Как раз к святому Спасу покончив с молотьбой.

Старуха в черной плахте белила мелом хату

И обводила окна каймою голубой.

А солнце, розовея, в степную пыль садилось —

И тени ног столбами ложились на гумно,

А хата молодела — зарделась, застыдилась —

И празднично блестело протертое окно.

1903

«Уж подсыхает хмель на тыне…»

Уж подсыхает хмель на тыне.

За хуторами, на бахчах,

В нежарких солнечных лучах

Краснеют бронзовые дыни.

Уж хлеб свезен, и вдалеке,

Над старою степною хатой,

Сверкает золотой заплатой

Крыло на сером ветряке.

1903

Пахарь

Легко и бледно небо голубое,

Поля в весенней дымке. Влажный пар

Взрезаю я — и лезут на подвои

Пласты земли, бесценный божий дар.

По борозде спеша за сошниками,

Я оставляю мягкие следы,—

Так хорошо разутыми ногами