И белые, и черные бегуны, или Когда оттают мамонты - [58]

– Какая разница? Еврей, казах, удмурт, таджик… Задолбали праведники! Одни кичатся своей русскостью, другие – тюркскостью, третьи – ещё чем-то… Чего вы жить людям спокойно не даёте? Всё роетесь в старом белье, всё ворошите прошлое. Зачем, почему? По какому праву? Ермак мне не сват, а я ему не брат, чтобы защитником быть! Вот вы «негодяем тысячелетия» или, как там, «человекообразным чудовищем» его называете. А я вчера повидал негодяев и чудовищ, да таких, каких вам и не снилось, казах твою медь! Живых! О двух ногах, о двух руках! Так вот идите и боритесь с ними, а не с давно почившими. Я понимаю, с прошлым воевать дело не хитрое, а вы пойдите с этими человекообразными потягайтесь! А… что, зассали? Кишка тонка? Вам бы всё из гроба покойничков доставать и глумиться над ними. Ленин – голубой! Македонский – гей! Екатерина Великая – мужик в юбке! Эдак далеко зайдёте. Памятники туда-сюда волочите. Не надоело?

– Тюркские историки считают, что формирование единого русского государства ускорилось благодаря политике Золотой Орды, – как по писаному шпарил неунимающийся казах. – На Московию возложили функцию наместника. Это позволило вам возвыситься в отношении других русских княжеств и начать повелевать ими…

– Не хочу я никем и ничем повелевать. Не хо-чу! – по слогам прокричал Гулидов. – И возвышаться не хочу. Мне вот тут, на скамейке, хорошо. А вам – в Кремль! Скатертью дорога! Там вас и встретят, и приветят. Только когда дадут пинка под зад, не обижайтесь. Правильно, между прочим, сделают.

– Обидные слова говоришь, русский. Очень обидные. Зачем тогда вы в школьных учебниках изображаете монголо-татар людоедами? Они что, русскими питались? И так называемое монголо-татарское иго, Куликовская битва – это всё выдумки. Неслыханное очернение великого татарского народа и воспитание молодёжи в духе вражды к целому народу!

– О, Боже! Откуда ты свалился на мою голову? – взмолился Гулидов. – Вы пишете, будто мы тут демократию развиваем, отличаемся гуманностью и справедливостью… Так пойдите со своими доморощенными принципами и обратитесь к тем, кто ваши позиции разделяет! Я даже адресок дам. Ой как они возликуют и обрадуются! Что, уже обращались? Вижу, что так. Иначе не стали бы на улице подписи собирать.

– Гулидов! – женский голос окликнул его из припарковавшейся рядом машины. – Заканчивай свой культурологический диспут. – Улыбающаяся Натали, опустив боковое стекло, приветливо махала ему рукой.

На радостях он наскоро вежливо распрощался со своим случайным знакомым и забрался в автомобиль.

– Как ты меня отыскала? Как сама-то выбралась?

– Мы же недоговорили, – улыбнулась она. – Если серьёзно, то позвонил Смирнов, сообщил, что ты на яхте умчался. Там у Рвачёва ужасный переполох. Я и решила вдоль речки поехать – авось, думаю, вырвется друг Гулидов из объятий райской жизни и сойдёт на грешную землю. А ты вот тут, на скамеечке, загораешь, диспуты разводишь, когда погоня во весь апорт несётся… О том, как выскользнула из лапищ бесовских, лучше не спрашивай. Чуть позже сама расскажу. Поехали, мне надо многое тебе поведать.

Они выехали на Кольцевую и направились по Киевскому шоссе в сторону Апрелевки. В каком-то сарайчике, переделанном под гараж, Натали оставила машину, завалив её для верности ветошью и берёзовыми вениками. Затем долго шли пешком, обходя стороной местные деревеньки. Вышли к полю, которое пересекли напрямик, чтобы не терять времени, – начинало смеркаться. Наконец-то добрели до полуразрушенного хозяйства. Пустующий коровник с выбитыми воротами и окнами, недостроенный, разваливающийся остов фундамента, поваленные ураганом деревья, скособоченные дома – всё здесь говорило о том, насколько беспечен человек, чувствующий себя временщиком на земле, и как он не ценит сделанное своими руками.

Натали подвела его к единственному уцелевшему здесь сооружению – водонапорной башне.

– Здесь нас никто не найдёт, – кивнула она в её сторону. – Правда, без света и удобств. Но ты же не сноб, а, Гулидов?

– Я презираю комфорт, изыски и яства, но от матраса и чашечки ароматного кофе не откажусь.

– Дико извиняюсь, но последний продмаг закрылся в округе в конце девяностых. Так уж и быть, матрасик я тебе обеспечу, а вот вместо кофе – чёрный чай байховый и… бутылка виски.

– Виски! Так это же совсем другое дело, мадам! «Как у нашей киски объявились виски. / Виски, виски – вы взамен сосиски! / Я сосиску не найду, лучше я в стакан налью! / Виски, виски! Ух, напьюсь я в сиську!» – моментально сымпровизировал Гулидов.

Несмотря на последние перипетии и долгую дорогу, у него было отличное настроение.

– Фу, дорогой, что за репертуар? Это же моветон!

– Знаешь, в последнее время замечаю за собой неуёмную тягу к простым вещам: стогу сена, коровьим лепёшкам, кирзовым сапогам, ломтю ржаного хлеба… И чтобы всё без прикрас, налёта цивилизовщины, гламура, искусственности, поддельного внимания, мнимого участия в твоих делах. Знаешь, это не технический прогресс испортил нас, не растущие потребности, не открывшиеся возможности повелевать природой и человеческими страстями! «Что же тогда?» – спросишь ты. Отвечу: желание выпендриться, насолить ближнему, показать, какой ты крутой, особенный, эксклюзивный, мать твою… Мы сократили километры, сделали из человека Бога, умеющего передавать информацию на расстояния, укрощать явления природы – вызывать дождь или снег, отводить грозу. Да мало ли чего…