«…И аз воздам» - [37]

Я знал, что надо подняться. Надо было встать, чтобы использовать руки для удара. И я бессознательно это сделал и услышал, как он упал на стул и опрокинулся вместе с ним.

Зубы мои оскалились, я с криком бросился добивать его, уже лишившегося сознания, но мои ноги опять запутались в шнуре, и я упал плашмя. Боли я уже не чувствовал… Я понимал, что убийца сейчас выбирает, пришить меня сразу или через некоторое время. Было слышно, как открылась дверь, — он решил уйти. Я закрыл глаза. Я видел странные сны, где было много золотистых мягких волос и воздушных ночных рубашек, была Велда в вечернем платье, какой я видел ее в последний раз.

У склонившегося надо мной человека было серьезное круглое лицо с овальным ртом, который очень смешно двигался. Я засмеялся, и лицо стало еще серьезнее, а рот задвигался быстрее. Я продолжал смеяться над этим ртом, пока не понял, что он говорит.

Он настойчиво спрашивал, как меня зовут и какой сегодня день. У меня хватило ума ответить, и лицо утратило озабоченное выражение.

— Все будет в порядке. Вы меня немного напугали. — Потом голова повернулась к кому-то. — Легкое сотрясение.

Другой голос пожалел, что не перелом. Я узнал этот голос. Это был окружной прокурор. Он стоял, засунув руки в карманы пальто и изображая значительность, как и подобает прокурору, потому что кругом были люди.

Я с трудом сел, и боль острым ножом пронзила голову. Толпа стала расходиться. Ушел и маленький человек со смешным ртом, унося свой черный чемоданчик.

Остались трое полицейских в синей форме с блестящими пуговицами, прокурор и Пэт. Я его почти не видел, он сидел вдалеке в единственном кресле, которое стояло на ножках.

Прокурор протянул руку, на его ладони лежали две расплющенные пули.

— Они были в стене, мистер Хаммер. Я жду объяснений. Сейчас.

Один из полицейских помог мне встать, и мне стало лучше видно. Теперь я ясно видел их лица. Я непроизвольно ухмылялся, пока прокурор не сказал:

— Что тут смешного? Я ничего смешного не вижу.

— И не увидишь.

Это было слишком. Он схватил меня за лацканы пиджака и вплотную придвинул ко мне свое лицо. В другое время я вытряс бы его из брюк за это. Но сейчас я не мог поднять руку.

— Что тут смешного, Хаммер?

Я отвернулся и сплюнул.

— От тебя скверно пахнет. Пошел вон.

Он почти отбросил меня к стене. Нос у него побелел, а губы от ненависти превратились в красную ниточку.

— Говори!

— Где ордер? — очень спокойно спросил я. — Покажи мне ордер, с которым ты пришел ко мне домой и распоряжаешься здесь, а потом я буду тебе отвечать. Я собираюсь в скором времени встретить тебя на улице и разорвать на ленточки твою холеную физиономию. Убирайся отсюда и целуй толстые задницы, как ты привык. Через несколько минут я приду в себя, и тебе лучше убраться к тому времени. И твоим подчиненным тоже. Они не полицейские, а политические лизалы чужих задниц, как и ты. Давай выметайся, дерьмо паршивое.

Двое детективов вынуждены были удерживать его. Все его тело тряслось. Я никогда не видел человека в таком безумии. Хотелось бы, чтобы оно стало постоянным. Полицейские вывели его из комнаты. Пэт остался, уютно устроившись в кресле.

— Я должен был это сказать, — заметил я. — Мой дом — моя крепость.

— Ты никогда не поумнеешь, — печально отозвался Пэт.

Я нащупал сигарету и воткнул ее в рот. Дым вгрызся в мои легкие и не собирался выходить. Я поставил на ножки кресло и опустился на него, чтобы моя голова не колыхалась. Пэт подождал, пока я докурю. Он сидел, откинувшись, сложив руки на коленях и ждал, когда я приду в себя.

— А со мной ты поговоришь, Майк?

Я посмотрел на свои руки. Костяшки были ободраны до крови, один ноготь сломан. В нем застрял малюсенький кусочек ткани.

— Я застал его здесь. Он выстрелил и промахнулся. Мы устроили такой шум, что он сбежал. Если бы я не свалился, то убил бы этого сукина сына. Кто вызвал сюда прокурора?

— Соседи позвонили в полицейский участок, — сказал Пэт. — Было названо твое имя, и дежурный позвонил окружному прокурору. И он примчался.

Я застонал и погладил ладонью свои израненные пальцы.

— А ты видел пули, которые у него были?

— Ага, я сам выковырял их из стены. — Пэт встал и потянулся. — Такие же, как в витринах на Бродвее. Так что по тебе во второй раз промазали. Говорят, в третий раз счастье может не улыбнуться.

— Они подойдут к одному из тех стволов…

— Думаю, подойдут. Если они подходят к пуле из бродвейской витрины, то стрелял Рейни, а если похожи на пулю с Тридцать третьей улицы, то Клайд. Так?

Я потер челюсть и вздрогнул, коснувшись шишки и ссадины.

— Это не может быть Рейни.

— Посмотрим.

— Черта с два ты посмотришь. Чего ты ждешь? Пошли брать эту сволочь сейчас же!

Пэт печально улыбнулся:

— Будь благоразумен, Майк. Знаешь слово «доказательство»? Где оно? Ты думаешь, что прокурор поддержит эту твою теорию… сейчас? Я же сказал тебе, что Клайд может дергать за нужные ниточки. Даже если это и был Клайд, он не оставил следов, как и тот, кто убил Рейни.

— Думаю, ты прав, дружище. Он может выложить несколько алиби, если понадобится.

— Это не ответ, — сказал Пэт. — Если бы мы расследовали убийство беспрепятственно… По отчетам Уилер все еще проходит как самоубийца, и мы встретим большое сопротивление, пытаясь изменить ситуацию.