Хватит убивать кошек! - [79]
Эта книга, опубликованная в 1991 г., отражает круг занятий Ю. Л. Бессмертного в 1980-е гг., но вместе с тем предвосхищает проблематику, которая оказалась в центре его внимания в 1990-е гг.
Перестройка для Ю. Л. Бессмертного, как и для большинства советской интеллигенции, была неожиданным событием, о котором невозможно было даже мечтать. Однако он оказался гораздо лучше подготовлен к переменам, чем большинство его коллег, для которых в результате крушения социализма утратила смысл вся многолетняя работа по адаптации к советскому режиму. Именно в этот период старые водоразделы в профессиональной среде приобрели новую актуальность, а конфликты, ранее заглушенные бюрократическим благолепием, бурно выплеснулись на поверхность. Различное поведение в годы горбачевской перестройки разделило традиционных и нетрадиционных медиевистов. В эти годы впервые публично заговорили о наличии двух историографий в рамках советской историографии, всегда стремившейся демонстрировать единство.
Известно, что важнейшие политические споры горбачевской эпохи касались национальной истории. Но наиболее активными участниками этих споров были не столько историки, сколько писатели и журналисты. Впрочем, среди историков тоже сложилось демократическое движение, которое стремилось пересмотреть сталинскую концепцию истории, с небольшими изменениями господствовавшую в преподавании. Это движение попыталось также привлечь общественное внимание к вопросу о состоянии научных исследований, т. е. начать внутреннюю реформу исторической профессии. Лидером демократически настроенных историков стал Ю. Н. Афанасьев, но большая часть коллег оказалась весьма скептически, если не прямо враждебно настроена по отношению к возглавленному им движению. В Институте всеобщей истории АН СССР Ю. Н. Афанасьев находил поддержку против консерваторов главным образом в группе А. Я. Гуревича, Ю. Л. Бессмертного, Л. М. Баткина и их немногочисленных сторонников. Однако перестройка была очевидным примером роли активных меньшинств. Находясь в меньшинстве, но пользуясь высокой профессиональной репутацией и имея возможность найти опору в политике нового руководства страны, нетрадиционные историки на какой-то момент оказались едва ли не лидерами профессионального сообщества.
Эпоха перестройки увидела появление многочисленных новых журналов, в том числе и альманаха «Одиссей», который стал органом группы А. Я. Гуревича. Ю. Л. Бессмертный был соучредителем альманаха и руководил им в начале 1990-х гг. «Одиссей», первый номер которого увидел свет в 1989 г., стал своего рода русскими «Анналами». В его работе принимали участие видные отечественные и зарубежные историки, философы, лингвисты и социологи. Успех «Одиссея», даже в тяжелых материальных условиях начала 1990-х гг., не в последнюю очередь связан с энергией Ю. Л. Бессмертного.
Одним из важнейших факторов конца 1980-х гг. стало резкое расширение международных контактов. Нет смысла подчеркивать, что до этого нетрадиционные медиевисты не имели возможности выезжать из страны. Тем не менее они были гораздо лучше известны за рубежом, нежели консерваторы. Начиная с перестройки именно новые историки стали представлять российскую историографию на международной арене. Так, Ю. Л. Бессмертный организовал большой — и очень важный для советской историографии — международный коллоквиум в Москве по случаю шестидесятилетия «Анналов» в 1989 г.[296] Российские участники коллоквиума были поражены почти карнавальной переменой символической вселенной, чувством, что они попали в «мир наоборот»: А. Я. Гуревич и Ю. Л. Бессмертный сидели в президиуме, а Е. В. Гутнова и другие лидеры традиционного истеблишмента — в зале.
Роль Ю. Л. Бессмертного как организатора международных контактов трудно переоценить. Во многом благодаря ему сегодня российская историография гораздо лучше, чем раньше, интегрирована в международную профессиональную среду.
Все, кто знал Ю. Л. Бессмертного, поражались его динамизму, который только возрастал в 1980–1990-е гг. Ю. Л. Бессмертный был в числе тех немногих представителей своего блестящего поколения, кто в 1990-е гг. попытался выйти за пределы новых перспектив, ими же самими открытых в 1970–1980-е гг. Постоянные контакты, установившиеся у него с западными историками, равно как и редкая интеллектуальная любознательность, составлявшая одну из его характерных черт, позволили Ю. Л. Бессмертному оценить интерес ряда новых подходов к истории, и прежде всего микроистории и истории повседневности. Этими сюжетами он занимался в последние годы жизни. Именно такой поворот он намеревался придать своему
Наполеон притягивает и отталкивает, завораживает и вызывает неприятие, но никого не оставляет равнодушным. В 2019 году исполнилось 250 лет со дня рождения Наполеона Бонапарта, и его имя, уже при жизни превратившееся в легенду, стало не просто мифом, но национальным, точнее, интернациональным брендом, фирменным знаком. В свое время знаменитый писатель и поэт Виктор Гюго, отец которого был наполеоновским генералом, писал, что французы продолжают то показывать, то прятать Наполеона, не в силах прийти к окончательному мнению, и эти слова не потеряли своей актуальности и сегодня.
Монография доктора исторических наук Андрея Юрьевича Митрофанова рассматривает военно-политическую обстановку, сложившуюся вокруг византийской империи накануне захвата власти Алексеем Комнином в 1081 году, и исследует основные военные кампании этого императора, тактику и вооружение его армии. выводы относительно характера военно-политической стратегии Алексея Комнина автор делает, опираясь на известный памятник византийской исторической литературы – «Алексиаду» Анны Комниной, а также «Анналы» Иоанна Зонары, «Стратегикон» Катакалона Кекавмена, латинские и сельджукские исторические сочинения. В работе приводятся новые доказательства монгольского происхождения династии великих Сельджукидов и новые аргументы в пользу радикального изменения тактики варяжской гвардии в эпоху Алексея Комнина, рассматриваются процессы вестернизации византийской армии накануне Первого Крестового похода.
Виктор Пронин пишет о героях, которые решают острые нравственные проблемы. В конфликтных ситуациях им приходится делать выбор между добром и злом, отстаивать свои убеждения или изменять им — тогда человек неизбежно теряет многое.
«Любая история, в том числе история развития жизни на Земле, – это замысловатое переплетение причин и следствий. Убери что-то одно, и все остальное изменится до неузнаваемости» – с этих слов и знаменитого примера с бабочкой из рассказа Рэя Брэдбери палеоэнтомолог Александр Храмов начинает свой удивительный рассказ о шестиногих хозяевах планеты. Мы отмахиваемся от мух и комаров, сражаемся с тараканами, обходим стороной муравейники, что уж говорить о вшах! Только не будь вшей, человек остался бы волосатым, как шимпанзе.
Настоящая монография посвящена изучению системы исторического образования и исторической науки в рамках сибирского научно-образовательного комплекса второй половины 1920-х – первой половины 1950-х гг. Период сталинизма в истории нашей страны характеризуется определенной дихотомией. С одной стороны, это время диктатуры коммунистической партии во всех сферах жизни советского общества, политических репрессий и идеологических кампаний. С другой стороны, именно в эти годы были заложены базовые институциональные основы развития исторического образования, исторической науки, принципов взаимоотношения исторического сообщества с государством, которые определили это развитие на десятилетия вперед, в том числе сохранившись во многих чертах и до сегодняшнего времени.
Эксперты пророчат, что следующие 50 лет будут определяться взаимоотношениями людей и технологий. Грядущие изобретения, несомненно, изменят нашу жизнь, вопрос состоит в том, до какой степени? Чего мы ждем от новых технологий и что хотим получить с их помощью? Как они изменят сферу медиа, экономику, здравоохранение, образование и нашу повседневную жизнь в целом? Ричард Уотсон призывает задуматься о современном обществе и представить, какой мир мы хотим создать в будущем. Он доступно и интересно исследует возможное влияние технологий на все сферы нашей жизни.
Настоящая книга является первой попыткой создания всеобъемлющей истории русской литературной критики и теории начиная с 1917 года вплоть до постсоветского периода. Ее авторы — коллектив ведущих отечественных и зарубежных историков русской литературы. В книге впервые рассматриваются все основные теории и направления в советской, эмигрантской и постсоветской критике в их взаимосвязях. Рассматривая динамику литературной критики и теории в трех основных сферах — политической, интеллектуальной и институциональной — авторы сосредоточивают внимание на развитии и структуре русской литературной критики, ее изменяющихся функциях и дискурсе.
Книга известного литературоведа посвящена исследованию самоубийства не только как жизненного и исторического явления, но и как факта культуры. В работе анализируются медицинские и исторические источники, газетные хроники и журнальные дискуссии, предсмертные записки самоубийц и художественная литература (романы Достоевского и его «Дневник писателя»). Хронологические рамки — Россия 19-го и начала 20-го века.
В книге рассматриваются индивидуальные поэтические системы второй половины XX — начала XXI века: анализируются наиболее характерные особенности языка Л. Лосева, Г. Сапгира, В. Сосноры, В. Кривулина, Д. А. Пригова, Т. Кибирова, В. Строчкова, А. Левина, Д. Авалиани. Особое внимание обращено на то, как авторы художественными средствами исследуют свойства и возможности языка в его противоречиях и динамике.Книга адресована лингвистам, литературоведам и всем, кто интересуется современной поэзией.
Если рассматривать науку как поле свободной конкуренции идей, то закономерно писать ее историю как историю «победителей» – ученых, совершивших большие открытия и добившихся всеобщего признания. Однако в реальности работа ученого зависит не только от таланта и трудолюбия, но и от места в научной иерархии, а также от внешних обстоятельств, в частности от политики государства. Особенно важно учитывать это при исследовании гуманитарной науки в СССР, благосклонной лишь к тем, кто безоговорочно разделял догмы марксистско-ленинской идеологии и не отклонялся от линии партии.