Хватит убивать кошек! - [6]
Не связанное требованием «доказательства объективности», исследование науки сегодня естественным образом переориентируется с построения идеальной модели познания на эмпирическое изучение социальных и когнитивных механизмов функционирования науки. Характерно распространение в последнее время таких понятий, как «когнитивная эпистемология», «прикладная эпистемология» и т. д. Именно в этом контексте получает смысл попытка наметить контуры программы критики социальных наук, которая поставила бы проблему их основания с точки зрения не теоретической, а прикладной (или дескриптивной) эпистемологии, как задачу эмпирического исследования, обращающего на социальные науки все разнообразие методов, ими же самими выработанных для изучения «чужого сознания». Ближайшая задача здесь состоит в постановке проблемы, в обзоре возможной «территории» критики социальных наук, основных тем, которые она может поднять, основных течений мысли, на которые она может опереться, основных методов, которые она может использовать.
Прежде всего уместно рассмотреть социальные науки как предмет истории и социологии знания, причем с точки зрения различных направлений, сложившихся в этой области исследований. Социологи обычно предпочитают изучать естественные или точные, а не социальные науки: доказательство тезиса о зависимости науки от идеологического и культурного контекста смотрится гораздо убедительнее на материале, например, математики, нежели истории[13]. Но очевидно, что математика — не единственная доступная социологическому анализу наука. Важнейшей задачей историко-социологического изучения социальных наук является установление сложных, но нерасторжимых связей между их интеллектуальной эволюцией и конкретно-историческим контекстом, в котором эта эволюция происходила. Иными словами, я склонен принять «сильную» программу социологии знания[14], что, впрочем, достаточно естественно применительно к социальным наукам.
Поскольку социальные науки — это социальный институт, то одним из измерений их критики должно быть изучение их развития именно как системы учреждений, и прежде всего, конечно, изучение ключевых, переломных моментов этого процесса[15]. Как и обычно, в высшей степени плодотворным может оказаться сравнительный подход — привилегированное орудие критики всего, что претендует на абсолютность. Важным направлением работы является изучение академического мира как профессиональной и социальной среды — исследование источников ее формирования, путей социальной мобильности, контактов с другими группами, свойственных ей ценностных ориентаций, особенностей ее самосознания и «презентации себя в повседневной жизни», ее образа в общественном сознании и т. д.[16] В последние десятилетия историки и социологи науки показали плодотворность изучения таких проблем, как социальные аспекты формирования научных школ, отношения патроната в научном мире, характер академических стратегий, социальные аспекты легитимизации знания и научных достижений, повседневное функционирование научных учреждений и коллективов. Вместе с тем интеллектуальную эволюцию социальных наук необходимо соотнести с эволюцией других культурных форм (например, литературы, искусства)[17], идеологических течений, политических процессов и макросоциальных трансформаций в целом, вписать в контекст истории образования, книгоиздательства, способов чтения и коммуникативных систем. Все это может позволить подойти к проблеме функционирования социальных наук в обществе, связать их эволюцию с историей интеллигенции и богатейшей интеллигентской мифологии, наконец, открыть один из путей к пониманию форм и механизмов взаимопроникновения «ученого» и «обыденного» сознания, — иными словами, к пониманию того, как научное сознание вырастает из «жизненного мира» ученых.
Однако при всей эффективности исторического и социологического подходов критика социальных наук не может ими ограничиться. Более того, ее главный смысл видится в изучении не столько социальных, сколько интеллектуальных оснований наук о человеке. Именно так, безусловно, понимала дело критическая философия истории. Сегодня же интеллектуальные или, если угодно, когнитивные основания социальных наук в наименьшей степени изучены и даже почти не осознаны в качестве предмета возможного изучения.
Конечно, сама граница между социальными и интеллектуальными основаниями наук более чем относительна. К тому же очевидно, что основания эти плодотворнее изучать во взаимосвязи. Все же, продолжая обзор проблематики, которой могла бы заниматься критика социальных наук, мы начнем постепенно смещаться от социальных условий сознания к формам самого сознания. Естественно, что такое смещение осуществимо прежде всего через территории семиологии и лингвистики.
