Хутор Гилье. Майса Юнс - [113]

Мадам Эллингсен заметила, что жена такелажного мастера ушла надутая, но на всех не угодишь…

А тут еще Эллинг улучил минуту и улизнул из дома, пока мадам Валсет была на примерке. Теперь его раньше вечера не жди, уж это наверное…

…Раздобыть бы побольше шитья, чтобы заработать как следует, тогда можно было бы самой не мыть полы и не возиться со стиркой в ручье. Ах, каким это было бы облегчением! Она часто подумывала, не обратиться ли в дома позажиточней из Старого города — вдруг да у них найдется работа не слишком спешная, такая, что можно взять домой.

Но решиться на это она никак не могла — уж слишком это похоже, будто она просит милостыню, да и они, наверно, не собираются доверять свои вещи первому встречному.

К тому же у нее самой не было ни одного приличного платья, в котором она могла бы выйти…

…Как-то на днях она неожиданно встретила на улице фру Сульберг — раньше она звалась Миной Юргенсен; мадам Эллингсен сразу узнала ее по осанке, легкой походке и светлым, пепельным волосам; правда, Мина порядком раздалась, и, конечно, фигура у нее стала уже не та, что прежде. Но подумать только, фру тоже сразу узнала Майсу, хоть она и была в таком ужасном виде — в старом клетчатом платке, который накинула, чтобы сбегать вниз, купить молока. Фру Мина сразу воскликнула удивленно:

— Послушайте, да это же Майса! Майса…

— Эллингсен, — пришлось подсказать ей.

И они остановились и долго разговаривали, и фру расспрашивала, как ей живется, а Майса рассказывала о своих детях — о старшем мальчике, умершем два года назад, о том, как долго и тяжело он болел, и о маленькой дочке: ей второй год, и сейчас она такая капризная и беспокойная, потому что у нее зубы режутся…

А фру Сульберг сказала, что у нее трое детей — дочка и два сына, которые только и знают, что дерутся друг с другом. Старшему пять лет, они были бы почти ровесниками с сыном мадам Эллингсен, если бы тот остался жив; свадьбу фру отпраздновали на следующее лето после того, как Майса вышла за сапожника.

Наверно, фру заметила, как похудела Майса и как она плохо выглядит, и решила, что живется ей неважно, потому что вдруг осторожно спросила, хватает ли им на семью.

Но не могла же Майса сказать ей напрямик, что им часто приходится туго, и она быстро ответила, что живет не так уж плохо. Да она и забыла о своих неполадках, пока стояла и болтала с фру.

Фру Сульберг хорошо помнила то время, когда Майса шила у них, помнила, сколько волновались из-за каждого платья и какой хорошенькой была она сама на балу у Сульбергов в розовом платье с буфами.

Она совсем развеселилась и заявила, что мадам Эллингсен непременно должна как-нибудь зайти к ним в Хумансбюэн со своей дочкой посмотреть на ее малышей…

…Майса всегда огорчалась, что после смерти сынишки пришлось продать детскую коляску; таскаться с ребенком на руках было неловко — сразу видно, что они бедные, да и девочка так оттягивала ей руки, что, когда они возвращались домой, мадам Эллингсен чувствовала себя совершенно разбитой. Но к дому лейтенанта флота Сульберга теперь можно доехать на новом трамвае, что стал ходить по улице, до которой недалеко дойти из Осло. И ведь как приятно совершить такую прогулку и проехаться в трамвае туда и обратно.

Ей это полезно, а то она совсем извелась и только тогда хватилась, что на дворе лето, когда заметила, что не надо покупать дрова и уголь.

Теперь нужно любой ценой достать Енсине соломенный капор с красными шелковыми лентами и пальтишко с капюшоном, точь-в-точь как те, что в этом году она видела на господских детях, которых возили в дорогих колясочках, а Эллинг пусть сошьет дочке хорошенькие туфли. Она и в прошлом году старалась ее принарядить. Но шерстяная шапочка стала совсем мала, а зимнее пальтишко только и может служить сейчас одеяльцем в люльке.

Пришлось порядком потрудиться, чтобы сколотить денег на капор с лентами и на материю для пальто. Эллингу повезло: он получил в кредит три фунта кожи для подметок у нового кожевенника, что поселился на углу Бругатен, и вот появились деньги от продажи двух пар сапог. Хотя вид Эллинга и внушал доверие, многие, вглядевшись в его унылое лицо, начинали сомневаться, можно ли поверить ему в долг.

Все свободное время мадам Эллингсен что-то шила и мастерила, чтобы привести себя и ребенка в приличный вид. С тех пор как от них ушла служанка, вся работа по дому лежала на ней: она и мыла, и чистила, и за мастерской следила, чтобы в ней всегда было прибрано, да еще тачала обувь для Эллинга, когда у того была работа… А на будущей неделе снова надо идти стирать на ручей к Энгевейен, за их домом. Там приходится стоять в сырости возле узкого деревянного желобка и, согнувшись над лоханью, бить белье палкой, мылить и выкручивать, а потом сушить, да еще присматривать за девочкой, которая сидит рядом на растеленном на земле платке; хорошо хоть, что светит солнце: для нее, для бедняжки, это лучшее лекарство…

В воскресенье она к Сульбергам не пойдет, в воскресенье их дома не застанешь: они уезжают с детьми на дачу к старикам Сульбергам или к асессору Юргенсену.

Наконец она выбрала день и часа в четыре вышла из трамвая в Хумансбюэне с маленькой Енсине на руках.