Хунну и Гунны - [34]
Наконец, последним представителем теория славянства мы должны назвать В.М. Флоринского (Первобытные Славяне по памятникам их доисторической жизни в Изв. Томского Унив., книга VII, 1895). Взгляды этого исследователя на гунский вопрос сходятся преимущественно со взглядами И.Е. Забелина (см. стр. 53–54 и 350–354 его сочинения). По его мнению, перевороты в Европе «сделали не те полудикие, бездомные зауральские выходцы, какие описываются под именем Гуннов в известиях Иорнанда и Аммиана Марцеллина». Имя Гунн он склонен производить от слова гунявый. Он вполне соглашается с объяснениями гунских имён, предложенными Венелиным, Забелиным, Иловайским. Вопрос, по его мнению, не в имени Гуннов, а в силе, которою Славяне оттеснили Готов, сплотившись в одно политическое тело, а сплачивающим элементом не могла быть финская или монгол–татарская орда.
Эта славянская теория прежде всего встретила много возражений в Этнографическом Отделе Московского Общества Любителей Естествознания (см. Труды этого Отдела за 1886 г., VII), в котором Иловайский предложил диспут относительно вопроса о происхождении Гуннов. Сначала возражал проф. Н.А. Попов, который, как историк, особенно восставал против мнения Иловайского, что Славяне не известны истории до Гуннов, тогда как Анты и Венды были без сомнения Славяне. Далее выступил против этой новой теории проф. В.Ф. Миллер, приведший лингвистические и этнографические данные. Сопоставление слов «кам» и «квас» он считал безусловно произвольным, да при том слова «кам» и «мёд» принадлежали по его мнению языку деревенского населения Паннонии, которое не было гунского происхождения; собственные имена — не славянские (о том, к какому языку нужно их отнести, по мнению В.Ф. Миллера, мы скажем дальше); между Славянами и Гуннами существенное различие и в наружности (Славяне белокуры и высоки ростом, Гунны — черноволосы и маленького роста), и в быте (Славяне — осёдлые, Гунны — кочевники). Затем говорили против этой теории и проф. Ф.Е. Корш (по поводу различия физического и лингвистического), и проф. Д.Н. Анучин (с точки зрения антрополога; о мнении его мы уже говорили выше). Впрочем все эти учёные высказались устно, и об их воззрениях можно судить только по протоколам заседаний вышеупомянутого отдела[79]. В печати возражал на гипотезу Д.И. Иловайского проф. В.Г. Васильевский в статье «О мнимом славянстве Гуннов, Болгар и Роксолан» (Журн. Мин. Народ. Просв., 1882 г. июль). Он указал на то, что древние писатели как Иордан, Прокопий, Маврикий отличают Гуннов от Славян (стр. 145); по данным языка, Славяне ещё до разделения индо–европейцев были земледельцами, а не кочевниками, как Гунны (стр. 146–9); «кам» не «квас», а особый паннонский напиток, издавна известный греческим писателям (стр. 150–1). Общий вывод этого учёного тот, что если и можно спорить о том, к какой группе урало–алтайских народов принадлежали Гунны: финно–угорской, турецкой или монгольской, то во всяком случае несомненно неславянское происхождение их. Доводы Д.И. Иловайского встретили опровержение и со стороны ориенталистов. Проф. Н.И. Веселовский разобрал их в статье, озаглавленной «Несколько новых соображений по поводу пересмотра вопроса о происхождении Гуннов» (Журн. Мин. Нар. Просв., 1882 г. сентябрь). Тут были указаны те восточные источники и вытекающие из них факты, на которые Иловайский не обратил внимания. Д.И. Иловайский в статье «Поборники норманизма и туранизма» (Русская Старина, 1882, декабрь) высказался по поводу вышеупомянутых критических статей. В.Г. Васильевский написал по этому поводу «Ещё раз о мнимом славянстве Гуннов» (Журн. Мин. Нар. Просв. 1883, апрель). Эти чисто полемические статьи, хотя несомненно выясняют степень подготовки каждой из спорящих сторон к занятиям историко–этнографическими вопросами вообще и вопросом о Гуннах в частности, не дают каких либо новых фактов. Отметим только мнения, высказанные по поводу Гуннов, упомянутых у Птолемея. Д.И. Иловайский, настойчиво отрицавший азиатское происхождение Гуннов, видел противоречие этому в упоминании о них ещё во II веке, тогда как Гунны пришли, как думают, в Европу в IV. В.Г. Васильевский возражал, что этот факт, равно как и упоминание о Гуннах у Плиния Старшего, в клинообразных надписях (как мы уже видели в клинообразной надписи вместо Хуна надо читать Яўна) и т.д., есть факт единичный, и сближение Гуннов Птолемея с Гуннами Марцеллина бесплодно, если нельзя заполнить хронологический, географический и филологический промежуток между этими двумя народами. Заметим, что подобное же отрицательное отношение к Гуннам Птолемея было высказано и Цейссом в «Diе Deutschen und die Nachbarstämme (München. 1837, с. 72–7, пр. 1). Кроме того, упоминание о Гуннах во II веке по Р.X. не противоречит их азиатскому происхождению и тожеству с Хунну уже потому, что эти последние совершили два известных Китайцам движения на Запад: в половине I в. до Р.X. и в конце I в. по Р.X. Откочевавшая в половине I в. до Р.X. часть могла быть уже известна Птолемею.
Из этого краткого обозрения доводов этой теории и возражений на неё, делается, по нашему мнению, ясным, что в решении этого вопроса необходимо считаться с теми известиями, которые дают нам восточные источники, знания которых совершенно недостаёт сторонникам славянства Гунновъ.
Автор монографии — член-корреспондент АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР. В книге рассказывается о главных событиях и фактах японской истории второй половины XVI века, имевших значение переломных для этой страны. Автор прослеживает основные этапы жизни и деятельности правителя и выдающегося полководца средневековой Японии Тоётоми Хидэёси, анализирует сложный и противоречивый характер этой незаурядной личности, его взаимоотношения с окружающими, причины его побед и поражений. Книга повествует о феодальных войнах и народных движениях, рисует политические портреты крупнейших исторических личностей той эпохи, описывает нравы и обычаи японцев того времени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В настоящей книге чешский историк Йосеф Мацек обращается к одной из наиболее героических страниц истории чешского народа — к периоду гуситского революционного движения., В течение пятнадцати лет чешский народ — крестьяне, городская беднота, массы ремесленников, к которым примкнула часть рыцарства, громил армии крестоносцев, собравшихся с различных концов Европы, чтобы подавить вспыхнувшее в Чехии революционное движение. Мужественная борьба чешского народа в XV веке всколыхнула всю Европу, вызвала отклики в различных концах ее, потребовала предельного напряжения сил европейской реакции, которой так и не удалось покорить чехов силой оружия. Этим периодом своей истории чешский народ гордится по праву.
Имя автора «Рассказы о старых книгах» давно знакомо книговедам и книголюбам страны. У многих библиофилов хранятся в альбомах и папках многочисленные вырезки статей из журналов и газет, в которых А. И. Анушкин рассказывал о редких изданиях, о неожиданных находках в течение своего многолетнего путешествия по просторам страны Библиофилии. А у немногих счастливцев стоит на книжной полке рядом с работами Шилова, Мартынова, Беркова, Смирнова-Сокольского, Уткова, Осетрова, Ласунского и небольшая книжечка Анушкина, выпущенная впервые шесть лет тому назад симферопольским издательством «Таврия».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.