Хунну и Гунны - [30]
Мы видели, что первоначальным местопребыванием Хунну была теперешняя восточная Монголия. Отсюда они стали распространять свою власть на кочевые племена севера, востока и и запада, отсюда же надвигались они на юг, за северный изгиб Хуан–хэ и далее. Страна оказывает влияние на обитателей: ровные степи предназначены для кочевого и при том пастушеского народа. Действительно, мы узнаём из китайских летописей, что, с тех пор как эти варвары появляются в истории, они ведут тот же самый образ жизни, что и современные нам обитатели этой страны. Так же переходили они со своими стадами с пастбища на пастбище, с зимовки на летник. Развлечения, способы ведения войны, нравы (см. по этому поводу у Иакинфа в «Собрании сведений о народах Средней Азии», т. I, ч. I, стр. 2–3) всё обличает в них типичных степняков. Однако, не все кочевники к северу от Китая называются Хунну. Еще до II–го века до Р.X. по соседству с ними, но восточнее, также соприкасаясь с границами Китая, жили другие племена, отличные от Хунну. Население этих стран называется китайцами Дун–ху (восточные варвары). Граница между ними и Хунну была та же, что теперь между Монголией и Манчжурией, т.е. хребет большой Хинган. Дун–ху, по достойным внимания исследованиям, есть китайская переделка имени Тунгуз. Впрочем, под этим именем Китайцы разумели не только одних Тунгузов, но также и некоторые другие племена, напр. смешанные с корейскими и даже чистых Корейцев. Во всяком случае Китайцы отличали их от Хунну. Везде, где дело идет о народах тунгузского или корейского племён, как напр. о Сянь–би или У–ху–ань, они называют их потомками Дун–ху[63]. Из истории мы знаем, что позже при расширении Хуннуской империи, Дун–ху были покорены своими более могущественными соседями и в течение трёх веков подчинялись им. Однако племенное различие существовало повидимому всё время, так как через три столетия произошла реакция со стороны этого населения в виде союза одного из живших там племён, Сянь–би, с Китайцами, союза, окончательно уничтожившего власть северных Хунну в восточной части Средней Азии. Из всего этого мы можем вывести то несомненное убеждение, что Хунну не были Тунгузы, хотя, примыкая к ним, может быть и имели среди подданных некоторые племена, бывшие тунгузского происхождения.
Перейдём теперь к вопросу о монголизме Хунну. Во второй главе мы подробно разобрали взгляды сторонников монгольского происхождения этого народа и указали на то, что факты говорят против допущения этого предположения. Что предки монголов Чингиз–хана входили в состав обширного хуннуского государства, мы охотно верим. Но мы не думаем, что сами Хунну были монголы. Эти последние появляются в истории почти с Чингиз–ханом, т.е. в XII–XIII веках. В выяснении нашего вопроса не важно, упоминаются ли Монголы в китайских летописях ранее или нет. Бесспорно, что их роль была до тех пор совершенно не значительна. Вся современная Монголия была ещё в VI веке занята Турками. Наконец, и численностью Монголы уступают и уступали Туркам; они народ молодой, недавно явившийся в истории. Все эти соображения, а также и вышеуказанная несостоятельность доводов в пользу монголизма Хунну, побуждают нас оставить в стороне мнения о монгольском происхождении, как несогласные с возможностью и исторической действительностью.
Выше (см. главу IV) мы разобрали теорию финнизма и привели наше мнение по поводу того, что считаем её не убедительной. Конечно, можно выставлять гипотезу, что Финны распространили свою власть на восток от Алтая и даже достигли крайних восточных пределов Азии. Однако, в пользу этой теории нельзя привести ни одного доказательства. Кроме того, существуют некоторые факты, которые устраняют её возможность.
Наиболее вероятным кажется нам мнение, что Хунну были Турки. С небольшим через 400 лет возникает на месте Хуннуской империи новое, бесспорно турецкое государство. Если сторонники монголизма могли строить свою гипотезу только на основании того, что Хунну жили там же, где теперь живут Монголы, го вероятнее отожествлять их с Турками, которые ещё в VI в. образовали в тех местах сильное государство. Титул Хуннуских государей (тенгри–куту) был турецкий[64]. Его позже принял и Чингиз–хан. Даже сторонники финнизма Хунну считали его турецким. Что отдельные слова из языков подчинённых Хунну народов могли быть приняты Китайцами, как слова языка господствующего племени, мы допускаем. Но дошедшие до нас другие слова находят аналогичные себе в турецких языках. Наконец, мы должны указать на то, что до нас дошла целая хуннуская фраза, правда в китайской транскрипции. Фраза эта, относящаяся уже к IV–му веку по Р.X, была приведена по китайским летописям в двух транскрипциях. У Ремюза (Nouveaux mélanges asiatiques, t. II, p. 183) она находится в таком виде: sieou–tchi ti–li–kang pou–kou khiu–tho–tang. При этом был приведён перевод этих слов, сообщённый китайцами. У В.П. Васильева («Об отношениях китайского языка к среднеазиатским», в Жур. Мин. Нар. Просв., 1872 г., сентябрь, стр. 115–116) фраза эта имеет такую транскрипцию: сю чжи тилэй гян Пугу тугоудан. И тут также был приведён перевод этой фразы, данный китайскими летописями. Первый из сейчас упомянутых учёных не высказал в своей статье никакого мнения о языке, которому могла принадлежать эта фраза. Проф. же Васильев, хотя и признал, что фраза эта имеет вид турецкой, однако заметил, что никому из туркологов не поддаётся её анализ, и потому объяснял её как испорченную китайскую. Однако, с тех пор как писалась эта статья (1872), туркология обогатилась богатыми открытиями в отношении языка и истории — я разумею открытие Орхонских надписей. Поэтому, в последнее время, когда пришлось затронуть вопрос о происхождении Хунну, Аристов («Заметки об этническом составе тюркских племён и народностей», Живая Старина, 1896 г., выпуски III и IV) указал нам известную ему попытку объяснить эту фразу из языка Орхонских надписей. По древне–турецки фраза эта будет звучать следующим образом: «Сÿси cÿläгäн, Пугу тутkан»; по значению своему она тожественна переводу, сообщённому китайцами. Укажем также на то, что имя отца основателя хуннуского государства Модэ Ту–мань и первого хана восточного дома Ту–гю (Турков) Тумынь очень схожи и оба могут быть сближены с турецким же словом «туман»
Автор монографии — член-корреспондент АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР. В книге рассказывается о главных событиях и фактах японской истории второй половины XVI века, имевших значение переломных для этой страны. Автор прослеживает основные этапы жизни и деятельности правителя и выдающегося полководца средневековой Японии Тоётоми Хидэёси, анализирует сложный и противоречивый характер этой незаурядной личности, его взаимоотношения с окружающими, причины его побед и поражений. Книга повествует о феодальных войнах и народных движениях, рисует политические портреты крупнейших исторических личностей той эпохи, описывает нравы и обычаи японцев того времени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В настоящей книге чешский историк Йосеф Мацек обращается к одной из наиболее героических страниц истории чешского народа — к периоду гуситского революционного движения., В течение пятнадцати лет чешский народ — крестьяне, городская беднота, массы ремесленников, к которым примкнула часть рыцарства, громил армии крестоносцев, собравшихся с различных концов Европы, чтобы подавить вспыхнувшее в Чехии революционное движение. Мужественная борьба чешского народа в XV веке всколыхнула всю Европу, вызвала отклики в различных концах ее, потребовала предельного напряжения сил европейской реакции, которой так и не удалось покорить чехов силой оружия. Этим периодом своей истории чешский народ гордится по праву.
Имя автора «Рассказы о старых книгах» давно знакомо книговедам и книголюбам страны. У многих библиофилов хранятся в альбомах и папках многочисленные вырезки статей из журналов и газет, в которых А. И. Анушкин рассказывал о редких изданиях, о неожиданных находках в течение своего многолетнего путешествия по просторам страны Библиофилии. А у немногих счастливцев стоит на книжной полке рядом с работами Шилова, Мартынова, Беркова, Смирнова-Сокольского, Уткова, Осетрова, Ласунского и небольшая книжечка Анушкина, выпущенная впервые шесть лет тому назад симферопольским издательством «Таврия».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.