Художник - [36]

— Я знаю, о чём ты думаешь Кай. Почему мы не такие, какими ты нас много раз успел видеть. Я скажу тебе. Всё дело, в искажённом рецепте золотого порошка. Именно из-за него мой народ на поверхности, тупеет и становится подчинённым. Становится некрасивым, злым, вступает в половые отношения и вырождается в целом, как вид.

— Понятно. Поколение наркоманов.

— На языке твоего народа это будет звучать именно так, — рокотал Харрам, уходя вглубь пещер, со всё большим количеством роскошных тканей, мебели и предметов быта, о назначении которых я не мог даже догадаться.

— Ты ведь говоришь не на моём языке, как я могу понимать тебя?

— Это всё медальон. Он во многом, делает тебя сверхчеловеком. В древности медальон мог быть передан, только самому чистому, самому возвышенному из всех жрецу. Носившие его жрецы были столь могущественны, что могли править миром, многими мирами, но безграничная сила не кружила им голову, потому что они были скромны. Они были святыми.

— Сила, даваемая медальоном человеку, не такая великая, как даваемая им глеиру?

— Сила одинаковая. Разница в уровне просветлённости носителя.

— За ним охотятся люди из моего мира. Как я могу обезопасить себя и его?

— Никак. Медальон сам себя обезопасит, — мы, наконец, пришли в его комнату-пещеру, весьма скромно обставленную, он указал мне на каменное сиденье. — Присаживайся, у нас совсем мало времени.

— Как именно я могу помочь вам, Харрам?

— Медальон сам укажет тебе путь. Не беспокойся об этом. Я хочу, чтобы ты принял от меня некоторые дары, в знак моего глубокого уважения и приязни к тебе, человек по имени Кай. По легенде мы с тобой братья. По легенде, когда душа человека возвышается настолько высоко, что ещё чуть-чуть и она навсегда улетит к свету, он может стать в следующей жизни Глеиром. Я уверен, что ты близок к этому, но конечно я желаю тебе, навсегда улететь к свету, в более чистые, священные миры. Прими от меня, малую часть моего скромного дара, переданного мне со всем остальным от моих предков.

Харрам стал одевать мне золотые браслеты, с множеством драгоценных камней. По одному на запястья и по одному на голени. Двигался он так ловко, словно это я был слеп, а он зряч. Потом он одел на все мои пальцы кольца и перстни, словно заранее зная, какое и куда подойдёт по размеру. Когда он закончил, то налил мне в бокал, похожий на круглую лабораторную колбу, воды. Прочитал над ней короткую, гортанную молитву. Протянул мне.

— Выпей это. Вода, облегчит твой переход обратно. Прости меня за сломанную доску, в этом не будет моей вины.

Я выпил, в горле у меня всё похолодело. Не похоже было, что он меня собирался отравить или ещё, что нибудь в этом роде. Причём здесь это и мой скейт? Хотел бы я знать.

— А как же остальные глеиры на поверхности? Они так и останутся там, в рабстве? Когда вы, получите рецепт божественной сомы и исчезнете отсюда?

— Вот видишь, у тебя широкая душа. Видения мне не врут. Ты думаешь не о своей выгоде, а о благополучии всей моей расы, а значит и семьи. Когда мы переместимся на новые священные земли, то сможем вытягивать их к нам обратно и исцелять с помощью настоящего, божественного рецепта сомы.

В глазах у меня меркло. Я успел почувствовать, как Харрам забрал у меня скейт, и стал подкладывать его мне под ноги. Вместо яркого света, всё потемнело, а потом расцвело таким большим количеством, светящихся и вращающихся цветных мандал, что я подумал о смерти и напрямую, отправился к богам глеиров. Мандалы, становились всё бледнее и прозрачнее, а когда ушли, я понял, что нахожусь в движении, а под ногами у меня мой скейт.

Труба закончилась и я так смачно припечатался в спину уходящего Зенона, что чуть не сломал нос. Зато по характерному треску, я сломал свой скейт. Не знаю, как это вышло, сломать его, нужна не дюжая сила. Но факт на лицо. Он был переломан напополам.

— Кай, твою трубу?! Ну как так?! — первым пришёл в себя Зенон, вставая. — Хотел меня носом насквозь клюнуть? У тебя почти получилось. Как ты сам-то?

— Я нормально. А вот Харрам был прав на счёт скейта, его прямой вины в этом нет.

— Какой, ещё Харам? — спросила Мила. — Ты как в трубе, на пять минут смог зависнуть?

— Да не важно. У меня нос болит. Пойдёмте домой.

— Не было его в трубе, мы проверяли, — сказала Селена, обнимая меня, целуя и дуя мне на больной нос. — Я так испугалась, когда ты пропал. В трубу заехал, звук катящегося тебя есть, а потом раз, ни звука, ни тебя. Я так за тебя волновалась. Ты действительно, где был?

— Судя по барахлишку, обул нефтяного и алмазного шейха, — присвистнул Зенон.

— Ух ты, какие у тебя классные драгоценности, — быстро заговорила Елизавета. — Настоящие?

— Ты прям, как моя сестра, — закатила глаза Селена.

— Это комплимент? — улыбалась Елизавета, разглядывая мои драгоценности.

— О да, — сказал Селена, причём весьма нескромный.

Я снял драгоценности и рассовал по карманам, чтобы не привлекать внимание. Правда увидь кто, на мне их и сломанный в руках скейт, подумают, это явные муляжи. Но я всё равно, не хотел лишнего внимания. Мне было что переваривать, мне было, что обдумать на досуге. Всю обратную дорогу Елизавета увлечённо рассказывала нам о Стокгольме и попутно, о моих перспективах художника международного уровня. Я думал, что улететь сейчас куда нибудь в отпуск, не получится. Медальон мне попросту сделает отпуск, ещё более не сносным, чем нынешнюю знакомую реальность.