Художник - [33]

— В смысле с Зеноном.

— Давай, как-нибудь устроим вечер предсказаний, — загорелась идеей Селена. — Раз у тебя друг предсказатель.

— Он что колдун? — спросила Мила.

— Ну, он не колдун конечно в чистом виде, но что нибудь он вам точно нагадать сможет. Хорошую погоду на лето, как минимум.

Разъехались мы поздно ночью. Когда меня подвозила, Селена, у неё зазвонил телефон.

— Номер незнакомый. Да? Кай, это тебя.

— Алло.

— Привет Кай. Мне тут звонила Елизавета, она будет в нашем городе завтра. Давай придумаем и куда-нибудь сходим вместе, чтобы это не было слишком навящево и не выглядело свиданием.

— Откуда ты знаешь этот номер?

— Долгая история.

— Отличная идея. Я собирался покататься на скейте и.

— Сойдёт. Будем завтра у тебя в десять.

— Утра?

— Конечно. Только доски не забудьте.

Я положил телефон и откинулся на сиденье.

— Хочешь завтра на скейте покататься? С нами будут мой организатор выставок, по имени Елизавета и Зенон.

— На скейте!? — выкатила Селена свои прекрасные чёрные глаза.

— На скейте. — спокойно сказал я.

— Как какие-нибудь школьники?

— Нет. Как уже большие подростки.

— Ты умеешь убеждать. Я согласна.

— Хорошо, тогда завтра в десять у меня, со своей доской.

— Утра?

— Ну конечно.

Всю ночь мне пришлось творить. Я не мог позволить повседневной безделице, отрывать меня от самого важного дела в моей жизни. Картины не ждали своего воплощения, они его требовали. И чем больше я уклонялся от их исполнения, тем больше на меня напирали деятели искусств, давно покинувшие мир.

Больше всего меня раздражал Пабло Пикассо. Я даже не говорю, о его, безнадёжной каля-маля при жизни. Нет, дело было в другом. Он начинал критиковать меня каждый раз, за то, что я неправильно варю кофе, без турки или завариваю чай. Такое наглое вероломство, кого хочешь, выведет из себя. Я окончательно психанул, когда он начал советовать, в какой последовательности мне нужно размешивать краски. Это, уже ни какие ворота не лезет!

От психоза меня спас Леонардо да Винчи. Он своим мудрым стариковским голосом и сильным акцентом говорил, что не стоит, так волноваться из-за того, кто и в какой последовательности мешает краски. Главное, по его мнению, было правильно держать сангиновый мелок для рисования эскизов и всегда соблюдать пропорции. По его скромному мнению, именно соблюдение пропорций — священная обязанность художника, уважающего себя и других художников. А ещё соблюдение перспективы, глубины, цветового равновесия и конечно же анатомии, без которой никуда.

К своему собственному изумлению, мне удалось по настоящему сдружиться с Иваном Николаевичем Крамским. На поверку, тот оказался истинно мрачным гением. Но это никак не помешало наладить нам продуктивное общение. Как относительно молодому художнику, он давал мне по-настоящему ценные советы. Весьма жаль, что за свои неполные пятьдесят, он унёс в могилу большую часть, своего великолепного мастерства. Единственно, что его советы приводили в нервное возбуждение Васнецова.

Все эти наши дружеские панибратские отношения, не прошли даром. Как подчас часто возникает конфликт, между Москвой и Питером, так и сейчас Васнецов, как представитель школы живописи Москвы, зацепился с языкастым, но мрачным Крамским из Питера.

— Я бы вам рекомендовал, не перекладывать свой портретный опыт, на плечи этого старательного юноши, — говорил Крамской. — Пусть он доходит до всего, собственными кистями, без вашего Виктор Михаилович, рьяного реализма.

— Кто бы говорил Иван Николаевич. Как ни вы, являясь превосходным портретистом. Но я требую уважения к старшим, от вас обоих и не потерплю, чтобы фольклорную живопись втирали сапогами в холсты, у них тоже есть души.

— Да вы успокойтесь, Виктор Михаилович, никто не имеет ничего против вашей фольклорной живописи, — успокаивал я, начинающего заходиться старика.

— Никто против ничего не имеет, но подчёркнуто использует в своих работах, ярко выраженную религиозную тематику! Что вы на это скажете Иван Николаевич?

— Скажу, что я и сам использовал религиозную тематику и внимательно заметьте, дражайший, весьма успешно. Потому не будем, тут устраивать дрязги из ничего.

— Дрязги! — заходился Васнецов, бросаясь в новые тирады с коллегой по кисти, будучи в принципе, при жизни, человеком не слишком вспыльчивым.

Устав их слушать я вышел на улицу. Утренний сумеречный свет и прохладный воздух меня освежил. Я вернулся, включил погромче музыку и вплоть до девяти утра, меня больше не беспокоили, ни чьи попирательства. Впрочем была у этого и обратная сторона, так я не получал мудрых советов, от собратьев по призванию.

Ярким солнечным утром, когда все были в сборе, мы отправились покорять детские площадки на краю парка, предназначенные для скейтборда. Всю дорогу мы неспешно катили наши борды, подгоняя их одной свободной ногой. Судя по средней неспешной скорости, управлялись со своими досками, они вполне сносно. Словно тренировались всю ночь. Оно и к лучшему, меньше падений — меньше травм, больше хорошего настроения.

К моменту, когда мы туда пришли, я переменил своё мнение относительно детских площадок. Со временем они явно поменялись и обросли надстройками, до уровня «взрослых». Теперь я и сам бы не рискнул, прокатиться на доброй их половине. Настолько виртуозными, их сделали любители, адреналиновых покатушек. Мы выбрали самые «ровные», относительно безопасные, горки. Чтобы успеть получить удовольствие от лёгких горок, прежде чем мы из азарта, перейдём к сложным, и начнутся неизбежные падения.