Художник Её Высочества - [39]

Абигель чмокнула его в темечко. «До чего переменчива!» Опрокинул голову, так, что видел девушку над собой перевернутой в пространстве. Соответственно, её перевернутая улыбка имела другое значение — негативное.

— Знаешь, что мне хочется?

— Знаю. Посадить меня в ложку и выпить всего до капельки, сладенького, — скокетничал Степан.

— Сгрызть тебе лицо.

Спокойно так сказано. Нет, теперь он не собирается реагировать с пламенным выражением чувств своих на абигелевы выпады. Уже привык к этому действительно странному человеку.

— Только лицо? А остальное, значит, собаки съедят? — встал, приблизился вплотную. — На!

Абигель просунула пальцы меж его, легла щекой на грудь. Её волосы пахли тонко, чем-то живым, пахли амброй, пахли женщиной.

Подкрались сумерки, набросились на город. Город ждал и организованно отстреливался вспыхивающими электрическими огнями. Залп! и тело навалившейся темноты светлело, теряло мрачность. Залп! — тело просвечивало больше. Вразнобой запоздавшие, но крупнокалиберные выстрелы прожекторов высоток. Потом будто плеснули бензина и гриб света поднял на спине к небу призрак того, что ещё вот только хотело пожрать город, но было посрамлено и отринуто.

Беседовали. Девушка рассказывала о себе.

— Училась в университете, на факультете невест — филологическом. Но вовремя бросила. Сейчас работаю полдня в фирме. Не сидеть же у отца на шее.

Чем больше Степан расспрашивал, тем больше понимал, что за внешним улеглись еще слои. Что-то насобирал по жизни человек. И когда открылась её связь со «строителями» — удивился.

— Я сама не «строитель». Слишком хорошо думаешь. Но они мне нравятся. Новый дух и прочее… — улыбнулась. — Привели меня однажды к кришнаитам…

— Ну-ну? — улыбнулся тоже, вспомнив знакомого кришнаита. Тот убедил подружку записаться, обрил её. Девушка еще не привыкла, одела на голову платок. Они шли втроем по Красной площади: Степан, кришнаит, кришнаитка. Вдруг порыв ветра сдергивает с девушки платок, тамбовские туристы: ха-ха-ха! кришнаитка расплакалась, кришнаит ломает руки, Степан успокаивает. И смех, и грех.

Дальше мирно общались.

— По той причине, почему люди не любят садиться спиной по ходу поезда. Они ждут новостей. Жить, вообще, скучно, но жить хотелось интересно. Один заливает пустоту жизни литрами пива, другой заполняет коллекционированием подсвечников… Ты сейчас интересно живешь?

Благоразумно промолчал.

— Никто же до сих пор не понимает, где граница между живым и неживым. Может быть, там спрятались ответы на все стрёмные вопросы. Откуда и куда? В чем смысл жизни?

Степан прислонился виском к её плечу.

— Это-то просто. Смысл жизни в самой жизни.

— Просто, но и мы уже не в телячьем возрасте.

— Ну уж и возраст.

— Возраст, возраст. Люди в двадцать пять лет, отработав на пределе, погибали с чистой совестью. Кто бы дятла знал, кабы носом не стучал. Ты же работаешь, как китаец, лошади оборачиваются, я твои картины видела.

— Да я бездарность.

— Врун ты большой и охмуряла. Знаешь софизм «Лгун»? Вполне возможно, что лгун сознается в том, что он лгун. В таком случае он скажет правду. Но говорящий правду — не лгун. Следовательно, возможно, что лгун не есть лгун.

— А я знаю софизм «Рогатый». То, чего ты не потерял, ты имеешь. Ты не потерял рогов. Следовательно, имеешь рога. А ты была замужем?

— Нет. А ты как?

Да он-то подженился. Жёнушка ему каждый день последний месяц повторяла: «Из упрямства ни на шаг не продвинется Степашак». А какой из художника самодур-администратор? Ему только одно надо — краски портить.

— Бе-е-дненький!

И бедненький художник то же самое утверждает.

— Гутьере, мой вечный преследователь. Вместе учились здесь, — постучала по камню пальцем. — Испанец, а туда же, затащил к… И доказывали, батюшки мои, что ртуть есть неизменный дух, соль упрочняет тела, а сера производит рост живого. Сказки первобытного леса.

Действительно, какой только ерунды не читали и не слушали.

— …Фрейд отшлёпал. Религия — форма коллективного невроза. Банально — захват территорий.

— Так понять надо было самой. Папа говорил: «Если бы мне удалось разобраться с углеродом-двенадцать, со всеми его загадочными энергетическими уровнями, я бы булки выпекал».

— …инкарнация — переселение душ. Плохой — в прямой кишке родишься. Хороший — в минерале. Потом спинку обточат, в кольцо вставят и будет кто-нибудь на пальце носить, не снимая в бане и ковыряя в носу.

— …Это уже могло увлечь. Голова — дом мечтаний.

— А мне даосизм нравится. Экологично мыслят. Не терзай природу, слейся с ней. Только не христиане, страхуилы-людоеды. Шаловливая церковёшка. То девчонок жгли на кострах, пидеры, отдали бы мне, то пятьдесят тысяч детей погонят за гробом Господним, так, что потом ни одного найти не могут. Православие это жирнозадое. Муслимы-придурки, тупизм и фанатьё. Чем исламист хуже буддиста? Да ничем, кроме религии. Под носом румянец, во всю щёку — что в носу.

— Точно. Представить себе: мы пошли на балет — ну и что? нормально. Пошли арабки. На сцене белое «Лебединное озеро», и полный зал чёрных мешков с бронетанковыми прорезями для глаз. Жуть какая!

— …Китайцы прелесть. На вершине священной горы травы растут без корней.