Художник Её Высочества - [178]

— Что вылупилась? Полезай, перепрыгнув через предрассудки.

Девчонка потеряла дар речи, задрав голову. Она пыталась что-то сказать, но только открывала и закрывала рот. Степан сам глянув вверх, незаметно постарался вытереть вспотевшие ладони о ляжки.

— Ты… ты сумасшедший? — наконец удалось выразить свою мысль.

— Пшла давай! Будет она рассуждать тут!

Повертела пальцем у виска и села на каменную маковку. Бумажному в первый заезд рассказали, каким образом можно подняться к хижине по стыкам валунов. Затискиваешься плотнее, тебя заклинивает каменными боками, остается только ползти вверх и радоваться жизни. Кто бы знал, что придется воспользоваться практически. И намного проще, потому что оставлена веревка. Но само собой получался очередной экзамен на выживаемость. Не для нее, в первую очередь для себя. Для «столбистов» — шутейное дело, для всех остальных — чистая панихида. Единственный плюс — не надо уламывать на восхождение начинающего — пнул под зад и вперёд. Она, конечно, ругалась безобразно, пыталась рывком убежать в чащу, и даже в духе незабвенных принципов гандизма прикинуться полной непротивленкой насилию, упасть на живот, поджав под горло кулачки и не шевелиться до тех пор, пока насильнику не надоест с ней возиться, но Степан случайно обнаружил в принципах гандизма слабое место — боязнь щекотки. Хохотала до слезы, потом плакала, пока не рассмеялась, потом пыталась поймать зубами степановы пальцы, но поймала какой-то сучок, который обычно кидают для тренировки щенкам, потом ещё долго и нудно скулила. Наверху от напряжения её вырвало. Нашел запасы, открыл консерву, выпил сам полстакана водки, партнёру тоже влил сквозь зубы глоток. «Что значить: не ем мясного, ну-ка жрать!» После чего с удовлетворением отметил, что свежевыпеченная «столбистка» не собирается немедленно бросаться головой вниз в зеленую бездну.

— Если бы мне сказали еще вчера, что я физически смогу… пройти путь с тобой…

— Ты бы сильно посмеялась. Только смею уверить, это было лирическое вступление.

— Что ты еще придумал, чудак на букву «м»?

За букву «м» с чистой совестью можно было бы влепить затрещину, но Степан пропустил на этот раз и открыл дневник. В нем, каждый побывавший в хижине оставлял автограф, свежий анекдот, вплоть до собственных стихов и афоризмов. Последняя запись была такая: «Пойманный за ногу, ответит головой!» Подпись — урод «Слава, о Паламарчук сигаловский!». «Столбисты» в отличии от приземленных граждан гордо величали себя уродами, причем кавычки не подразумевались. Написал: «С приветом, забегали.», поставил число и тяжко вздохнул. Есть от чего закручиниться — он категорически против наркотиков. Даже не суррогат — тупиковая ветвь. Повреждение органа в человеческом организме, вызывающем творческие фантазии. Но похоже, придется раз попробовать. Мало того, придется пробовать в самом дьявольском варианте — ЛСД. Но только так — сделать установку — только один раз!!! — походить по облакам и напрочь забыть!!!!!!! Знакомый рок-музыкант, богемное веселое животное, обкуренно-запитое, всю жизнь в долгах, как в шелках, «Пантон» просьбе не удивился, сразу принес две пропитанные промокашки. Степану не пришлось запихивать промокашку в рот доходяге, она сжевала её со странным блеском в глазах.

— Дух, который меня защищает, для меня и придуман. Что сейчас?

Волнбразн. — плавно погладил ладонью воздух перед собой.

— Му-у-у-узыка-а-а. Мы идем в театр оперы и Балета. Что предпочитаешь? Впрочем, что будет то и предпочтёшь. Пшла!

Действительно, музыка, что же еще? Зеркало действительности отражающее её саму звуковыми образами. Один из способов познания жизни, причем способ в отличии от его доходяги не кишкотонкий. Замкнутая в себе сфера выражения субьективных чувств, самодовлеющая игра звучащих форм и чего-то там ещё. А то, понимаешь ли, привыкли они сугубо к садизму. Не-е-ет, они, субчик и субчичка (су(гу)бчики) сейчас зайдут совершенно с другого бока. И зайдут пла~а~авненько. Не в прежнем галопирующем темпе, а в некотором роде Сon indolenza, бесстрастно, безразлично, небрежно. Не нарастать коросте в геометрической прогрессии, отныне нарастать ей со всех точек зрения во всех отношениях Cn indolenza.

Давали «Лебединое озеро». За спиной шептались: «Обратите внимание, вон в первом ряду, ей со всего зала сносят букеты», присутствовала сама Чаховская, то ли балерина, ударившаяся в полититку, то ли политик, ударившийся в балет. Балетоманка ли она или политоманка не так важно, интересней раз ор ван ность повествования. Прозвучал 3(ий) ззззззвонок, Чаховская сидела, погребенная под разноцветным сугробом, а диагонали кардебалета пытались конкурировать с такими же мощными, если не больше, цветочными параллелями дарителей. Рафинированный вкус композитора подносил зрителю красивые модуляции и аттитюды Одетты одно красивее другого, а Чахвская превратилась уже в огромное цветочное полушарие, которое начинало мешать следить за сюжетом. Шепнул: «Непонятно по какому поводу собрались; балет смотреть или тётьку чествовать.» Тут Степану капнулов голову, что он давно уже не следит за «блистательной, полувоздушной, смычку волшебному послушной», а пытается разрешить интригу через пару от него. Не без хитрости одним отслеживал действие бычьей шеи, перетянутой шековoй удавкой воротничка. Вот! Он подловил бычью шею. Второй раз мужчина нагибается, вытаскивает из-под своего кресла новый букет и несет Чаховской. Степан посмотрел себе в ноги, может под зрительскими креслами цепочка из механических мальчиков, передающих букеты с задних рядов? Да вроде нет, нелепости какие цвета лягушки в обмороке! Волшебный смычок плетет изысканные кружева мелодии, а балерина давно уже закрыла глаза на чистоту внешней формы,?ез