Художник Её Высочества - [132]

— Показывай, куда улетел святой отец.

— Туда, — махнул наугад. — А мне выход покажите.

— Какой ты с меня всё выход трясешь? Со мной полетишь, некошный. И если соврал или неточно указал — накажу. Будешь до конца дней своих с белыми крыльями.

Рядом пристроился чёрт. С удивлением посмотрел на метлу.

— Ты чего под девочку косишь? Ведьмы засмеют.

— Сволочи! — поворчал ангел, рассматривая что-то внизу. — Опять еду готовят на божественной искре. Мало им адова пламени.

— Здесь есть божья искра? — незаметно спросил Степан родственника.

— А как же. Наш шеф сам из бывших. Падший ангел. Но дефицит в нашем круге страшный! Ты из какого круга? — а белому ангелу вежливо возразил. — Не скажите, светлейший. На магме готовить — что на подожженной резиновой камере. Вам ли не знать, бывшему генисаретскому рыбаку?

Ангел, не поворачивая головы, сцедил через нижнюю губу:

— Я знаю, что такое уха с дымком, но в мои времена колеса делались из дерева, а не из вашей вонючей резины.

Еду под ними готовили лешачихи с закинутыми за плечи волосатыми грудями. Другие дамы леших стирали в магме нетленные лохмотья, выколачивая собственными грудями.

— Если вы разыскиваете врачебника, то он успел сместиться левее, в сторону моря Потаторов. Совсем недавно там его видел.

— Вот как? Значит, этот мне правильно сказал?

Ангел немедленно их отпустил.

— Пока-пока, — помахал чёрт вслед ангелу. — Пойдёте прямо, в четверг свернёте направо. Я наврал ему, а с тем чуть не врезался в четвертом круге.

«Вполне возможно, мы импровизируем и такое тоже необходимо Гжимултовскому.» — подумал Степан о случайности последних событий. И сейчас главреж, укрытый багровыми спецэффектами, катит параллельно им на своей тележке, а оператор фиксирует происходящее. Логично тогда всё? В этом случае — да, слава Богу и КПСС.

Они припарковались у длинных столов.

— Перекусим? Покуда жирный исхудает, худого чёрт возьмёт.

— Неплохо бы.

Увидел на ближайшем столе подпаленный со всех сторон пергамент с меню и пробежал глазами от первых блюд до десерта. А прочитав, только крякнул. Понятно, почему. Предлагались жирные шпигованные казнокрады, человечина отварная с соусом из спинного мозга маньяков, публичные девки с зеленой подливкой, террористы на вертеле, копчёные пятки предателей и еще много прочих лакомых блюд из бандитов, революционеров, бездарностей и другой славной дичи. Кстати сказать, в десертной части Степан увидел и атеистов. Предлагались пышки со взбитыми душами атеистов, торт «Дамские пальчики комсомолок», причем дамские пальчики самые натуральные, наподобие засахаренных цукатов, и казинаки, как бы ни давили на слезу апостолы атеизма, из ногтей юных атеистов. Октябрята они или пионеры, не указывалось, но приготовление традиционное. Берутся выдернутые ногти атеистов, заливаются в плитки смолой, приправленной сажей, желчью, толчеными глазами мертвецов и несколькими каплями смертельного яда. Степан любит картофельный салат. На удивление, картофельный салат, в меню оказался.

— Деньги есть?

— Я художник.

— Ха, шутник! Перестань мне околевшие новости подсовывать, халява рашен, плиз. Ладно, сегодня я плачу. В следующий раз с процентами ты. Согласен, худолжник?

Подбежал официант, застелил стол скатертью из кожи ростовщика, фигурной лилией две салфетки из кожи старых потаскушек. Это выяснилось из размышлений вслух его нового знакомого. Тот при официанте прикидывал: не спереть ли ему мелочь какую, хоть салфетку. Такова природа мелких чертей-мухопожирателей.

— Только что поджарили парную душу, как добрую свинью, — изогнулся официант.

— Не надо. У нас денег не очень. Принеси кровяной колбасы. Чего ты выбрал?

Степан ткнул пальцем в меню.

— Угу. Картофельный салат ему и тоже колбасы тащи.

Официант удалился. Даже в его болтающемся хвосте чувствовалось презрение.

— Пожиратель благодати! — ругнулся в спину официанта чёрт.

Колбаса оказалась не кровяной в соответствии с параграфом, а натурально кровавой. Только тронул пальцем, выдавилась на блюдо лужица загустевшей крови.

«Искусно! Откуда же нас снимают?»

— Эй, — официанту. — А что это из салата высовывается?

Официант флегматично пересказал рецепт. Картофель и лук кружочками, целлюлитное масло, бертолетовая соль, высовываются кончики жареных языков кандидатов в президенты. Самый адский салат! Проглотишь с собственным языком, не заметишь от удовольствия.

Его дружок взялся уплетать колбасу, перемазавшись до рогов кровью.

— Ты чего ломаешься, не ешь?

— Да вот думаю, где бы ещё подкалымить, кроме Мосфильма.

Спаситель сразу перестал жевать и заговорщически наклонился к Степану.

— Я сам давно кумекаю подломить монетный двор.

Адские деньги — стружки колоколов, обтачиваемые в монетной пещере. А он знает, где там выход глинистой жилы за кряжем Искариота. Через неё и можно во внерабочее время подкопаться.

Пронёсся болид. Степан успел заметить в нём абигелеву ухмылку. За Белой феей впритирку мчался ворон, черная душа грешника, затребованная Евкром. Наняли киношники в последний момент ворона.

Дружок из болтливых. Он трепался за колбаской, как в последний раз его тиранил из той же белой компании.

— Я когда почувствовал, рожа красная, хотя весь белый, как бельмо у моей бабушки, что вот-вот казнить начнет, — сразу лаской в нору. А он, гад, за мной гадюкой. Я в кабана превращаюсь — и по кустам, а он, неприкосновенный, слышу, тоже ломит, не отстает. Религия — зерно, попы — говно! Я в ванильное мороженое — он в страстную жару, я в должника — он, благодатный, в кредитора, я хлебом — он зубами, я студентом — он профессором, я профессором — он ректором. Запарился, но не догоняет. Я вдохновился помалу. Тут, представляешь: меч двуручный выхватываю, замахнулся всем что было, ну, думаю, снесу храмовитому башку. А он мою руку в последний момент успел в копыто превратить — меч из руки и выпал.