Худой мужчина - [20]

Когда мы вошли в «Нормандию», у Норы сидел Гилберт Винант. Он поцеловал сестру, пожал руки мне и, будучи представленным, Гаррисону Квинну.

Дороти немедленно принялась долго, искренне и путано извиняться перед Норой.

Нора сказала:

— Перестань. Нечего мне прощать. Если Ник тебе сказал, что я обиделась или разозлилась, или еще что-то в этом роде, значит он просто заврался, как истинный грек. Давай-ка пальто.

Квинн включил радио. Удар гонга ознаменовал ровно пять часов тридцать одну минуту с четвертью по местному времени.

Нора сказала Квинну:

— Изобрази бармена — ты же знаешь, где что лежит, — и пошла за мной в ванную. — Где ты ее отыскал?

— В кабаке. Что здесь Гилберт делает?

— Сказал, что пришел за ней. Она не ночевала дома, и он решил, что она еще здесь. — Она усмехнулась. — Однако, не застав ее, он ничуть не удивился. Сказал, что она все время куда-то исчезает, что у нее дромомания, вызванная помешательством на почве матери, и что это очень интересно. Еще сослался на какого-то Штекеля, будто люди, которые этим страдают, обычно склонны и к импульсивной клептомании, и что он специально оставляет на виду всякие вещи — хочет посмотреть, не украдет ли она. Пока что, однако, ничего не украла, насколько он мог заметить.

— Хороший мальчик. А про отца он ничего не говорил?

— Нет.

— Должно быть, еще не слышал. Винант пытался покончить с собой в Аллентауне. Гилд и Маколей поехали к нему. Не знаю, говорить детям или нет. Интересно, визит Гилберта — не дело ли рук Мими?

— Не думаю, но если ты…

— Да нет, сам себе вопрос задаю, — сказал я. — Давно он здесь?

— Около часа. Любопытный парень. Изучает китайский, пишет книгу о Знании и Вере, только не по-китайски. И еще, он очень любит Джека Оки.

— Я тоже. Ты вдрызг?

— Не очень.

Когда мы вернулись в гостиную, Дороти и Квинн танцевали под «Эди — это леди».

Гилберт отложил журнал, который проглядывал, и вежливо сказал, что искренне надеется на мое скорейшее выздоровление.

Я сказал, что выздоровление идет нормально.

— Я никогда не был ранен, то есть, по-настоящему ранен, — продолжил он. — Конечно, я пытался сам себя поранить, но это совсем не то. Мне просто становилось как-то неловко, я раздражался и сильно потел.

— Так оно и бывает.

— Неужели? Я-то думал, что это как-то… как-то интереснее. — Он придвинулся ко мне чуть ближе. — Как раз таких вещей я и не знаю. Я так ужасно молод, что мне не довелось… Мистер Чарльз, если вы слишком заняты или не хотите, так и скажите, но мне очень, очень хотелось бы, чтобы вы мне как-нибудь позволили поговорить с вами, когда вокруг не будет столько народу и никто не станет нам мешать. Я у вас о стольком расспросить хочу — о таком, чего мне никто другой, наверное, сказать не сможет и…

— Не уверен, что справлюсь, — сказал я, — но рад буду попробовать, в любое время.

— Вы действительно не против? Это не просто из вежливости?

— Нет, я серьезно. Только не уверен, что не разочарую тебя. Зависит от того, что именно ты хочешь знать.

— Например, про каннибализм, — сказал он. — Я не имею в виду Африку или там Новую Гвинею, а, скажем, в Соединенных Штатах. У нас он часто встречается?

— Сейчас, пожалуй, нет. Не доводилось слышать.

— А раньше, значит, было?

— Не знаю, много ли, но иногда случалось, в те времена, когда страна была еще не полностью заселена. Подожди минутку, вот тебе пример. — Я подошел к книжной полке и снял том «Знаменитых уголовных процессов в Америке» Дьюка, который Нора присмотрела у букиниста, нашел нужное место и дал ему. — Это всего три-четыре страницы.

АЛЬФРЕД ДЖ. ПЭКЭР, «ЛЮДОЕД», УБИВШИЙ ЧЕТВЕРЫХ СВОИХ СПУТНИКОВ В ГОРАХ КОЛОРАДО, СЪЕВШИЙ ИХ ТЕЛА И ПОХИТИВШИЙ ИХ ИМУЩЕСТВО.

«Осенью 1873 года отряд из двадцати смельчаков покинул Солт-Лейк-Сити, штат Юта, для проведения изыскательских работ в области Сан-Хуан. Услыхав восторженные отзывы о нажитых в тех краях состояниях, они выступили в путь с легким сердцем и полные надежд. Однако, недели шли за неделями, а взору их открывались лишь бесплодные степи и заснеженные вершины, и они впали в уныние. Чем дальше продвигались они, тем менее привлекательной становилась местность и наконец, когда казалось, что единственной наградой им будет голодная смерть, уныние сменилось отчаянием.

И когда старатели были уже готовы в своем отчаянии покориться судьбе, они увидели в отдалении лагерь индейцев, и хотя у них не было никакой уверенности относительно того, какой прием будет им оказан, попади они в руки краснокожих, они решили, что любая смерть предпочтительнее смерти голодной, и согласились пойти на риск.

Когда они подошли к лагерю, им повстречался индеец, оказавшийся настроенным дружелюбно, который провел их к вождю Ураю. К величайшему их изумлению, индейцы отнеслись к ним с большой предупредительностью и настояли на том, чтобы они остались в лагере, пока не оправятся от перенесенных лишений.

Наконец, отряд решил вновь отправиться в путь, поставив себе целью достичь фонта Лос-Пинос. Урай пытался отговорить их от продолжения маршрута и сумел убедить десятерых отказаться от дальнейшего продвижения и вернуться в Солт-Лейк. Другая десятка вознамерилась двигаться дальше, и поэтому Урай снабдил их провиантом и настоятельно посоветовал им идти вдоль реки Ганнисон, названной так в память лейтенанта Ганнисона, убитого в 1852 году (см. „Жизнеописание Джо Смита, мормона“).