Хрущевцы - [27]

По этой логике Хрущева, наша Партия Труда, когда она прямо противопоставилась хрущевскому ревизионизму и сожгла мосты с ним, тоже должна была продать себя и страну империализму, так как иначе существовать не могла! Впрочем, позднее так заявил своими собственными устами Хрущев, который обвинил нас в том, будто мы продались «империализму за тридцать сребреников»!

Но это была только антимарксистская и капиталистическая логика. Наша партия героически противопоставилась хрущевскому ревизионизму, как противопоставилась до него югославскому ревизионизму, она боролась с ним с той же решительностью, с какой боролась и со всякой другой разновидностью ревизионизма, и тем не менее не продалась и никогда не продастся империализму или кому-либо другому, так как подлинная марксистско-ленинская партия, называя и уважая себя как таковую, независимо от условий, в которых она может оказаться, ни в коем случае не позволяет, чтобы кто-либо продавал или же покупал ее, наоборот, она решительно идет своим путем, путем бескомпромиссной борьбы с империализмом, ревизионизмом и реакцией.

Поэтому даже в случае, если бы югославское руководство, как утверждал Хрущев, было осуждено незаслуженно в 1949 году, ничто не позволяло и не оправдывало бы его переход в объятия империализма. Наоборот, тот факт, что оно еще больше укрепило мосты, соединявшие его с империализмом и мировой реакцией, явился наилучшим подтверждением правоты Сталина, Коммунистической партии Советского Союза, Информбюро, нашей партии и всех других партий, разоблачивших и осудивших его.

Но Никита Хрущев, будучи последовательным в своем решении реабилитировать белградских ревизионистов, в своем письме обвинял Информбюро, конечно, не называя его по имени, в том, что им в 1948 и 1949 годах «не были использованы до конца все возможности…. чтобы попытаться достигнуть урегулирования возникших спорных вопросов и разногласий» что, по его мнению, привело бы к «предотвращению перехода Югославии во враждебный лагерь». Во врученном нам письме Никита Хрущев доходил до открытого заявления о том, что «по некоторым вопросам, послужившим поводом для разногласий между КПСС и КПЮ… не было основательных причин для спора, что возникшие недоразумения можно было… уладить». Ничто иное не могло доставить большего удовольствия Тито и югославскому руководству! Одним росчерком пера Хрущев ставил крест на крупных принципиальных проблемах, лежавших в основе борьбы с югославским ревизионизмом, он считал их «несерьезными причинами», и «недоразумениями» стало быть, он просил извинения у предателей за то, что их, мол, атаковали из-за прошлогоднего снега!

Однако кто же виновен в этих «недоразумениях»? В своем письме Хрущев не упрекал цо имени ни Информбюро, ни Сталина, ни Коммунистическую партию Советского Союза, ни другие партии, солидаризовавшиеся с решениями Информбюро от 1949 года. Видимо, он считал еще преждевременными такие атаки. Поэтому нашел «виновников»: среди советских — Берия, который своими деяниями вызвал «обоснованные упреки со стороны руководства КПЮ», а среди югославов — Гьиляса (давно уже приговоренного Тито), «выступавшего с открытой пропагандой ликвидаторских взглядов», «активного сторонника ориентации Югославии на страны Запада» и др.

Итак, согласно Хрущеву, проблема оказывалась весьма простой: в основе разрыва с Югославией лежали не причины, а поводы, мы напрасно обидели вас, виновники нашлись: у нас Берия, у вас — Гьиляс. Эти враги осуждены обеими сторонами, так что нам остается лишь расцеловаться, помириться и забыть о прошлом.

Очень легко этот фокусник запутывал и распутывал дела. Однако мы, албанские коммунисты, которые более десяти лет острием к острию вели борьбу с предательской кликой Белграда и которые испытывали на себе и смело изобличали ее подлости, не согласились и никак не могли согласиться с подобным решением югославской проблемы. Но был еще 1954 год. Еще открыто не началась атака на Сталина, еще ни единого слова не говорили против него открыто, Хрущев еще применял весьма изощренную, мастерски камуфлированную демагогию; в нашем представлении Советский Союз еще сохранял краски времен Сталина, хотя и поблекшие. Тем более в этом письме, которое глубоко потрясло нас, Хрущев клялся в том, что все он делал «в интересах марксизма-ленинизма и социализма», что советское руководство и другие братские партии, пересматривая югославский вопрос, не преследовали иной цели, кроме как ^сорвать эти планы американо-английских империалистов и использовать все возможности для усиления своего влияния на югославский народа, «положительно воздействовать на югославский рабочий класс» и т. д. Он добавлял также, что усилия советской стороны и других партий и стран народной демократии будут служить новым шагом к испытанию «готовности и решимости югославских руководителей следовать по пути социализма».

Все это заставляло нас быть как можно более умеренными и осмотрительными в своем ответе. В дни нашего пребывания в Москве мы долго обсуждали этот вопрос с Хюсни и другими товарищами из нашей делегации и в заключение передали советскому руководству наш ответ в письменном виде.