Хрущев. От пастуха до секретаря ЦК - [22]

Хотя Хрущев постоянно декларировал марксизму-ленинизму, верность идеям, которые отвечали господствовавшему тогда мировоззрению, системе отношений между людьми и методам управления в Советской стране, способ усвоения этого учения коренным образом отличался от того, как изучали коммунистическую идеологию люди с дореволюционным партийным стажем. В отличие от них, Хрущев не занимался в подпольных марксистских кружках. Он не распространял марксистскую литературу в рабочей среде, а, стало быть, не научился убеждать сомневавшихся, предлагая им хорошо усвоенное им знание коммунистической теории. Он не был знаком с историей РСДРП и знал лишь понаслышке о борьбе партийных фракций и группировок. До революции он никогда не участвовал в идейно-политических диспутах, которые велись в марксистских организациях.

Хрущев приобщался к марксистской теории в ходе ускоренного и упрощенного усвоения политграмоты в формированиях Красной армии и в обстановке Гражданской войны. В своих мемуарах он писал: "Гражданская война… разграничила людей и упростила борьбу. Кто с кем, где белые, где красные, сразу видно. Сама жизнь провела классовое разграничение". Видимо такая "простота" устраивала Хрущева. О том, как осваивали основы политграмоты в воинских частях, красочно рассказал Артем Веселый в цитированном выше романе: "Все было мудро и просто: "Красная армия – защитница трудящихся… Наши враги – кулаки, помещики и капиталисты… Беспощадно… Долг… Красное священное знамя… Долой… Да здравствует… У кого есть вопросы, товарищи?"

Таким же ускоренным было и освоение Хрущевым марксистских положений, марксистской лексики, необходимой для политически активных советских людей времен Гражданской войны. Выступая на политические темы, они старались использовать непривычные для них иностранные слова, зачастую плохо понимая их смысл, что высмеял писатель М.И.Зощенко в рассказе "Обезьяний язык". Впрочем, даже те, кто понимал значение употреблявшихся ими слов, не всегда умели их верно произносить. Так, герой повести Бориса Пильняка "Голый год" Архип Архипов "на собраниях слова иностранные выговаривал так: константировать, энегрично, литефонограмма, фукцировать, буждет". Даже "русское слова "могут" – выговаривал "магУть". Возможно, что Хрущев произносил "коммунизьм" и "социализьм" с тех пор, как он услышал их в неправильном произношении в первые годы революции.

Даже когда Хрущев возглавлял политотдел, его организационная деятельность вряд ли позволяла ему заняться изучением марксистской теорией, так же серьезно, как этим занимались революционеры в царском подполье или находясь в тюрьмах и ссылках. Правда, благодаря поверхностному приобщению к марксизму, Хрущев не был заражен догматизмом, характерным для многих последователей Маркса. Ему было чуждо оторванное от жизни теоретизирование и обращение к опыту других стран, не имевшего общего с реалиями России.

В то же время поверхностное овладение Хрущевым марксистской теории проявлялось не только в том, что он искажал произношение слов из марксистской лексики, но и вульгаризировал содержание положений Маркса и Энгельса. Достаточно вспомнить фразу Хрущева о том, что "социализм – это когда больше сала". Хрущев превратил формулу Маркса о том, что "пролетариат является могильщиком пролетариата" в зловещую фразу: "Мы вас похороним!", которую он произнес 18 ноября 1956 года на приеме в честь правительственной делегации Польши в адрес дипломатических представителей западных стран. Желание же переводчика Хрущева передать его слова столь же энергично звучавшими по-английски, привели к тому, что в зал была брошена фраза: "We shall bury you!", то есть "Мы вас закопаем!", что еще более огрубило сказанное. Получалось, что Хрущев угрожал закопать живьем население стран Запада. О том, что Хрущев сказал: "Мы вас закопаем!", без конца повторялось в странах Запада, как напоминание о советской угрозе, нависшей над ними.

Правда, объясняя свое заявление американскому корреспонденту в сентябре 1959 года, Хрущев говорил: "Речь шла не о каком-то физическом закапывании кого-то и когда-то, а об изменении общественного строя в историческом развитии… На смену капитализму, как доказали Маркс, Энгельс и Ленин, придет коммунизм. Мы в это верим". По сути положения марксизма-ленинизма были для Хрущева не столько следствиями теоретических доказательств, сколько формулами веры. Возможно, что вера в правоту марксистских формул заменяла Хрущеву религию, от которой он в годы революции окончательно отошел. Не освоив толком марксистско-ленинскую теорию, Хрущев в то же время верил в ее практическую целесообразность, оценив огромную силу ее воздействия на массы. В годы Гражданской войны Хрущев увидел в марксизме – ленинизме пропагандистскую силу, которая смогла поднять миллионы людей на борьбу против строя социальной несправедливости и за построение нового общественного порядка всеобщего равенства и счастья.

Казалось, ничто не мешало способному Хрущеву освоить основы общественной науки и методику научного мышления. Однако он воспринял из марксизма, прежде всего, дух революционной борьбы против порядков и идей старого общества. С одной стороны, его природная тяга к новому нашла ответ в революционных идеях коренных преобразования общества. С другой стороны, революционная фразеология марксизма помогала Хрущеву прикрывать и оправдывать свое стихийное бунтарство, с которым он пришел в революцию и сохранил до конца своей жизни. Эгоцентричное бунтарство заставляло его отвергать любые абстрактные идеи и принципы, которые не отвечали его личному опыту, и даже искажать и вульгаризировать марксизм, в правоту которого он верил. Он противопоставлял теоретическому мышлению выводы, достигнутые на основе личного жизненного опыта.