А «ты» относилось к Энди Силвермену, который предложил прогуляться и поговорить на открытом воздухе, когда звонил с намерением изменить планы.
Энди вырос в том же районе Йонкерса, что и семья Ванессы, и Ванесса вспомнила его, как только увидела в «Двенадцати дубах», в учреждении для детей с ограниченными возможностями, где последние семь лет жил ее младший брат. Они регулярно встречались, чтобы обсудить программу Лу и его успехи, и Энди стал для нее больше, чем консультантом ее брата.
Теперь она считала его другом… единственным другом, который знал и понимал Лу и трудности, вызванные его аутизмом.
— Тяжелый день в загородном клубе? Обсудим?..
— Да разве мы только что не сделали этого?
Ну они, как всегда, поговорили о Лу и о том, почему Энди отменил их поездку в город. Грозы, такие, как сегодняшняя, были одним из пусковых механизмов, которые нарушали спокойствие Лу, лишая его столь необходимого ему чувства заведенного порядка.
— У твоего брата все время неудачные дни, — добавил Энди. — Но ты ведь к этому привыкла.
Нет. Она сомневалась, что когда-нибудь скажет, будто привыкла к аутизму Лу или к тому, что у него бывает очень тяжелое состояние. Но она сдалась под проницательным взглядом Энди. Он знал, что сегодня ее беспокоит не только Лу.
— Я не уверена, что ты захочешь это услышать… — колеблясь сказала она.
— Но я же профессиональный слушатель. Реплика Энди вызвала у нее улыбку.
— Вы взимаете дополнительную плату за консультации во внерабочее время, доктор Силвермен?
Они дошли до конца дорожки. Энди остановился и прислонился к каменной стене, которая отделяла аллею от пляжа. И скрестил руки на груди. Его открытое лицо и спокойное выражение на нем были очень полезны ему в профессиональном отношении.
— Продолжай и говори начистоту. Тебе ведь это необходимо, как ты сама понимаешь.
Она отвела взгляд от своего собеседника и принялась смотреть на двух виндсерферов, которые при порывах ветра скользили по чистой синей поверхности пролива. Потом один из спортсменов сбавил скорость, пошатнулся и упал в воду, его магическое путешествие на ветру закончилось.
— Как было бы хорошо, если бы мы все падали так мягко, верно? — вслух подумала она.
— Не понимаю.
Она еле заметно вздохнула и снова сосредоточилась на Энди и на его предложении говорить начистоту.
— Дело в Тристане Торпе.
Энди сочувственно поцокал языком.
— Как всегда.
— Он здесь. В Иствике.
— Из-за суда? Я думал, суд будет только в следующем месяце.
— Он здесь, потому что считает, что нашел способ меня одолеть, не обращаясь в суд. Торп заблуждается, но это не помешает ему причинить мне неприятности.
— Только в том случае, если ты ему позволишь…
Она рассмеялась, коротко и невесело.
— Как я могу его остановить? Он вбил себе в голову, что я отвратительная, хитрая прелюбодейка, и он здесь, чтобы это доказать!
К его чести, Энди лишь едва моргнул при этом разоблачении.
— Не вижу проблемы, если нет доказательств.
— Конечно же, нет доказательств!
— Но ты расстроена, потому что люди могут этому поверить, несмотря на твою невиновность?
— Я расстроена, потому что… потому что…
Потому что он этому верит. Потому что он поцеловал меня. Потому что я не могу не думать об этом.
— Слухи могут больно ранить, — произнес Энди, ошибочно истолковывая ее молчание. — Но твои друзья достаточно хорошо тебя знают, чтобы не поверить в то, что он может рассказывать о тебе.
— Мои друзья меня знают. Но он… — горячо возразила она, — но он всегда думал обо мне худшее. Теперь он считает, что я не только воспользовалась впечатлительным мужчиной постарше, но что у меня на стороне был любовник, с которым я делилась добычей, полученной нечестным путем.
Энди долго и внимательно глядел на нее.
— Ты действительно из-за него утратила равновесие, да?
Да. Но в том смысле, о котором ей не хотелось думать, не то что говорить. Она позволила ему поцеловать ее, она вдохнула его запах, а потом подняла на него руку, хотя презирала насилие как следствие ярости, сложных баталий и неконтролируемых эмоций.
— Он так меня рассердил. Мне хотелось ударить его, Энди.
— Но ты не ударила.
Только потому, что он меня остановил.
— Я пригласила его в свой дом, когда мне хотелось захлопнуть дверь у него перед носом. Я пыталась быть вежливой и спокойной. Но он такой… такой… И я утратила равновесие.
Внезапно она поняла, что больше не может стоять спокойно. Взяв Энди под руку, она заставила его пойти обратно к скоплению бутиков для туристов и закусочных напротив маленького пляжа и пристани для яхт.
— Кто-то послал ему письмо. С обвинением. Кто бы мог такое сделать?
— Он показал тебе это письмо?
Ванесса покачала головой. И откликнулась на его недоуменный взгляд:
— Ты думаешь, что этого письма, может быть, не существует?
— На твоем месте, — осторожно сказал он, — я бы постарался увидеть письмо.
— Зачем ему выдумывать про это письмо и приезжать сюда, чтобы доказать то, о чем говорится в письме? Это имеет смысл, только если он считает, что может доказать утверждаемое. А уж это имеет смысл, только если кто-то — вроде его корреспондента — убедил его в том, что есть какие-то улики против меня.