Хруп. Воспоминания крысы-натуралиста - [68]
XX
Среди безбрежного моря. — Миролюбивые тюлени. — Берег. — Тягостный путь. — Спасение. — Мальчики. — Опять дорога. — Три спутника
Если бы на другой день в яркую солнечную погоду кто-нибудь заглянул в эти места, он увидел бы следующую картину. Успокаивающееся море давало одни только ровные гладкие зеленые волны без белых гребней. Волны эти, качаясь, уходили далеко в лиловую и голубую даль. Небо без единого облачка с одним только солнцем разостлалось так далеко, как только видно было море. И посередине этого зеленого перекатывающегося полога, взбегая на волны и опускаясь в ложбины, но в то же время едва-едва подвигаясь вперед, плывет бочонок с двумя ящиками по бокам. На одном из ящиков, на выдавшихся из воды досках сидит единственное живое существо для всей широкой и далекой окружности. Это живое существо был ваш покорнейший слуга, ученая и образованная крыса, Хруп-путешественник.
Не думайте, чтобы существо это имело удрученный вид. Если бы вы подольше посмотрели невидимкой на эту картину, вы, наверное, увидели бы почтенного Хрупа не только умывающимся и приглаживающимся, но даже аппетитно кушающим что-то из своего дорожного запаса. Очевидно, перед вами настоящий путешественник, знающий, что он делает и куда он едет.
Это был ваш покорнейший слуга…
Все это чистейшая правда, кроме последней фразы. Да! Не прошло суток, как я была уже покойна и покорна своей судьбе, так как начинала понемногу проникаться здравым рассуждением: «во всяком, даже скверном, деле нужно уметь устраиваться с возможным благополучием». Не знаю, говорил ли кто так из мудрых людей, но пусть это будет историческим суждением крысы Хрупа.
Ящик, в котором мне так не повезло, а, пожалуй вернее, что повезло, я покинула и перебралась было на бочонок. Но он оказался чрезвычайно неустойчивым, и я тотчас же перебралась, правда осторожно, на другой ящик. У него по крайней мере была цела крышка и он был сносным плотом, у моего же крышки или вовсе не было или ее сорвало, и он представлял из себя просто огороженный бассейн морской воды. Разумеется, я скоро проголодалась, и солнце застало меня сначала в самом удрученном виде, главным образом вследствие этого голода.
Однако, когда теплые лучи солнца не только умерили ветер, успокоили разбушевавшееся было море, но и просушили мне шкурку от хвоста до носа, первое, что учуял мой, так сказать, протрезвившийся от удручений нос, это — знакомый запах рыбы.
Надеюсь, что вместе со мной, уже старой крысой, видавшей виды, ты, благосклонный читатель, не заподозришь морскую рыбу в особом запахе, если она находится не в лавке, а свободно плавает в своей стихии, но в то время я склонна была думать и это, почему начала серьезно внюхиваться кругом в воздух, подозрительно, но с вожделением поглядывая на воду.
Однако вода была чиста, и в ней не только не показывалась ни копченая, ни сушеная, ни соленая рыба, но даже не было видно и живой. Следовательно, нужно было искать причины запаха где-нибудь ближе, а не в самом море. Это, впрочем, было неверно, так как приятно щекотавший и раздражавший мой нос запах шел из моря, но только из той его части, которая была замкнута в ящике, на выступающей из воды крышке которого я сидела. Короче… в ящике, хотя и разбитом, что-то было, и это что-то было съедобное.
К счастью для меня во время моего крушения я не потеряла своих зубов, и они мне очень пригодились. Я живо прогрызла пошире одну из щелей и, засунув морду в соленую воду, вытащила ни больше ни меньше, как хвост одной из сушеных рыб, лежавших в ящике целой связкой. Я, вероятно, очень походила в это время на неловкого рыболова, так как, несмотря на свои ухищрения, никак не могла протащить целую рыбу на свой плот и только прыгала на одном месте, не давая рыбе упасть опять вниз. Делать было нечего. Уцепившись за рыбу передними лапками около заднего плавника, я с аппетитом принялась выгрызать ее сухое мясо. А через полчаса я уже сидела с некоторым равнодушным видом перед остатками сухих косточек, разбросанных по плоту. Вот уж правду сказал кто-то из людей: «Много ли животному надобно? Поело и благодушно»!
Итак — я вновь сыта, имею нечто вроде помещенья для жизни, бочонок и два ящика для прогулок и целое море для свободного обозревания.
Но что можно обозревать в море? Белые птицы, чайки, и те почему-то не летали возле меня, ну, а других я и сама бы не желала: неравно накликаешь что-нибудь, вроде совы, луня или даже ястреба! Я тогда не знала, что эти птицы жизнью своей связаны с землей. Однако, как теперь знаю, существуют и морские пернатые хищники, например, альбатросы и орлы, которые одинаково не побрезгуют ни рыбкой, ни, пожалуй, крысой, если, конечно, они попадут им на глаза.
Однако мое одиночество было прервано неожиданным и даже неприятным образом. В тот момент, когда я, вполне покорясь судьбе, спокойно и невозмутимо сидела на своем плоту, слегка приглаживая свои усики и мордочку, из волн моря у самого моего ящика вдруг высунулась огромная голова какого-то зверя и сверх всякого для меня ожидания — четвероногого. Голова эта была величиной с голову собаки, но видом своим была чем-то средним между кошкой и собакой, а глаза ее я даже назвала бы прямо человеческими. Посмотрев на меня с удивлением, животное проплыло немного около ящика и, прищурив глаза, вновь погрузилось в воду. Через минуту или даже меньше оно вновь вынырнуло, но уже по другую сторону ящика и опять кинуло на меня такой же полуудивленный взгляд. У меня захолонуло в сердце, так как я почему-то решила, что это была выдра. Мне даже показалось, что было что-то общее в фигуре, действиях этого зверя и виденной когда-то мной выдры. Только лицо этого животного было гораздо благодушнее и голова была совершенно лишена ушей.
