Хронолиты - [80]

– Поэтому мы должны принимать на веру все, что она говорит?

– Нет, – сказал Рэй. – Мы должны ей намного, намного больше – быть преданными.

Предпочитая, как всегда, оставлять за собой последнее слово, он тут же развернулся и отправился обратно в лагерь.

Я молча стоял между луной и прожекторами. С такого расстояния тау-ядро казалось чем-то крошечным. Очень маленькая вещь, которая приведет к такому большому результату, ставшая рычагом серьезных изменений.

Спал я крепко и долго. Проснулся в полдень под полупрозрачной крышей надувного квонсета, совсем один, если не считать пары сменившихся охранников и измученной ночной бригады.

Никто не догадался меня разбудить. Все были слишком заняты.

Я шагнул из тени барака на раскаленное солнце. Небо было агрессивно ярким, тонкая голубая прослойка между солнцем и прерией. Но гораздо больше меня удивил шум. Если вам случалось бывать рядом со стадионом в день матча, вы узнали бы его – гул огромной людской толпы.

Хитча Пэйли я нашел в продовольственной палатке.

– Прессы намного больше, чем мы рассчитывали, Скотти, – сказал он. – Там целая толпа перекрыла дорогу. Дорожный патруль пытается согнать их с асфальта. Ты знаешь, что нас уже осудили в Конгрессе? Прикрывают свои задницы на случай, если у нас не получится.

– Думаешь, у нас есть шанс?

– Может быть. Если нам дадут время.

Но давать его нам никто не собирался. На грузовиках прибывало ополчение куанистов, и следующим утром началось настоящее сражение.

Глава двадцать четвертая

Я знаю, чем пахнет будущее.

Будущее словно бы накладывается на прошлое, они смешиваются как два безвредных вещества, но из их сочетания получается яд. Будущее пахнет солончаковой пылью и озоном, горячим металлом и ледником. И сильнее всего – порохом.

Ночь прошла относительно спокойно. Сегодня, в день прибытия, меня вырвали из тревожного сна звуки одиночных выстрелов – не настолько близко, чтобы тут же впасть в панику, но достаточно, чтобы побыстрее одеться.

Хитч снова сидел в продовольственной палатке, беззаботно жевал холодную тушеную фасоль из бумажной тарелки.

– Сядь, – сказал он. – Все под контролем.

– Не похоже.

Он потянулся и зевнул.

– Просто кучка куанистов, подобравшихся с юга, перекинулась парой слов с охраной. Кое-кто вооружен, но все, чего они хотят, это пострелять в воздух и потрясти кулаками. В основном это зрители. Еще есть журналисты, их примерно столько же, они тоже пытаются прорваться за ограду. Военные их сортируют. Сью хочет подпустить их поближе к месту прибытия, но, ты понимаешь, не слишком близко.

– А где начинается слишком близко?

– Интересный вопрос, да? «Ботаники» с инженерами набились в бункер. Пресса устраивается подальше на восток.

Так называемый бункер представлял собой траншею с деревянной крышей, расположенную примерно в миле от ядра. Здесь Сью разместила аппаратуру для отслеживания и запуска тау-процесса. Траншею оборудовали обогревателями, чтобы хоть как-то уберечься от термального удара, а также обеспечили защиту от пуль – при худшем раскладе.

Само ядро оставалось почти неприемлемо уязвимым, но военные пообещали защищать его до тех пор, пока смогут удерживать периметр. Хорошей новостью было то, что все это сборище отбросов на дороге не представляло (по словам Хитча) серьезной опасности.

– Мы можем все это провернуть, Скотти, – добавил он. – Нужно чуток везения.

– Как Сью?

– Я видел ее только на рассвете, но… Как она? На взводе, вот как. Не удивлюсь, если с ней случится удар, – он странно на меня посмотрел. – Скажи мне одну вещь. Ты хорошо ее знаешь?

– Мы знакомы с тех пор, как я был ее студентом.

– Да, но насколько хорошо ты ее знаешь? Я долго на нее работаю, но не могу этим похвастать. Она говорит только о своей работе и больше ни о чем, по крайней мере со мной. Ей бывает одиноко или страшно, злится ли она?

Это был совершенно неуместный, на мой взгляд, разговор, особенно на фоне ружейной стрельбы, долетавшей с дороги.

– К чему ты клонишь?

– Мы ничего не знаем о ней, но вот торчим тут и выполняем ее распоряжения. Поразительно, если вдуматься.

Меня это тоже поразило, по крайней мере в тот момент. Что я здесь делаю? Ничего полезного, разве что рискую своей жизнью. Но Сью бы так не сказала. «Ты ждешь своего часа, – сказала бы она. – Ждешь турбулентности».

Мне вспомнилось, как в Миннеаполисе Хитч в своей прямой манере признался, что убивал людей.

– Насколько хорошо мы сами друг друга знаем?

– А сегодня попрохладнее, – бросил Хитч. – Даже на солнце. Ты заметил?

За несколько дней до этого Адам Миллс заявился на порог своей матери с пятью приятелями-отморозками и арсеналом спрятанного оружия.

Я не буду задерживаться на этом.

Адам, конечно, был психом. В смысле, клиническим психопатом. Все на это указывало. Это был антисоциальный тип, хулиган и, в некоем извращенном смысле, прирожденный лидер. Его внутренний мир напоминал чердак, захламленный подержанными идеями и дикими фантазиями, которые вертелись вокруг Куана или того, как он его себе представлял. У него никогда не возникало обычной человеческой привязанности к семье или к друзьям. По всем признакам, у него не было ни капли совести.