Хроники жизни сибиряка Петра Ступина - [15]
Началась учёба. К нам в дом приходила Вера Александровна и с матерью вели разговор. Разговор шёл о моём языке, чтобы как можно быстрее научиться читать {,} и читать громко вслух, чтобы разработать язык, разговор, правильно говорить слова. И мать начала меня учить, не только читать, но и писать. Она закончила 3 класса старой сельской школы.
В первую очередь подстригла меня. Оставила впереди чуб. Посадит меня за стол, сама сядет рядом — что-нибудь починяет или шьёт я сижу [,] читаю вслух. Если неправильно прочитал или неправильно сказал слово, то она дёргала меня за чуб и я часто лбом стукался об стол. Плакать не разрешала. И я продолжал читать. Также учила писать. Диктанты она мне не читала, а пела русские народные песни, наши деревенские песни и частушки. Споёт, остановится, продиктует и сразу же проверяет. Последствия были такие же, что и при читке. За всё отвечал мой чуб со лбом. Спасибо матери, за то, что научила быстро читать. Стал читать лучше всех в классе. Вечерами читаешь книжку, какой-нибудь рассказ, сказку или стихотворение, то у нас под окнами, а на дворе уже наступили холода, собиралась молодёжь на завалинке и слушали меня. Букву «Р» научился говорить только в 4 классе. Учительница Вера Александровна давала мне книги, я их читал и мне очень нравилось. И когда мы поехали в город, я целую стопку книг отнёс в школу, что мне давали читать. Вера Александровна, где-то в конце сороковых годов, получила звание «Заслуженный учитель»138 и получила орден. Её муж Иннокентий Васильевич, бывший царский офицер, тоже был учителем. В 1937 году был арестован и не вернулся.
В начале февраля 1934 года приехал Отец. Приехал поздно вечером, специально чтобы его никто невидел [не увидел], но «шило в мешке не утаишь», как говорит старая русская пословица. Утром пошёл народ. Отец привёз Две булки хлеба, одну чёрную, другую белую, привёз пшенной крупы и что-то из гостинцев. Но я хорошо помню [,] [как] утром мать наварила пшенную кашу на молоке, вывалила в большую металлическую чашку. Ели на кухне, Ели мы кашу с таким аппетитом, что едва-ли кто смог от [неё] в этот момент оттянуть нас за уши.
Отец приехал за нами. 10 февраля утром [,] сгрузили узлы, ящики-чемоданы, сундук с вещами, с одеждой на сани. Коня Отец взял в колхозе. Весь домашний скарб, что не потребуется нам в городе [,] сложили в амбар. Мы с братом даже взяли в город свои бабки [,] т. к. привыкли к ним и для нас они были самые дорогие [,] любимые игрушки. До города Зима139 {,} расстояние 36 км. И доехать за день мы никак не могли. День был тёплый [,] и Отец решил переночевать у знакомых в селе Перевоз140. В село приехали уже темно, переночевали и утром продолжили свой путь. Что мне запомнилось: В этом селе, видимо, недавно был пожар и много домов стояло сгоревших. Дом в деревне оставили, временно, Горностаевым, т. е. отцовой сестре. Жили они на Кавказе141 в маленькой избе и новый дом, который они начали строить [осилить уже —?] не смогли. Помню [,] лежал оклад для дома и всё. Днём мы прибыли в Зиму. Сначала заехали к знакомым, к Андрею Евдокимовичу и Петру Ивановичу. Это были старые знакомые, жившие в Зиме [,] и работали [они] на железной дороге. Ещё в 1924 г., когда я родился, и крестили меня, то жена Петра Ивановича назвалась моей крестной матерью. Но т. к. она умерла раньше мужа, то Фёдор142 Иванович остался моим крестным отцом. Поезд приходил поздно вечером. Вещи разгрузили, перетаскали на вокзал. Народу было много и [мы] устроились посреди вокзала на полу. Лошадь Отец отправил обратно с попутчиком-нарочным. К прибытию поезда отец с матерью стали таскать вещи на платформу. Пану взяли с собой, чтобы она караулила вещи на платформе, а мы здесь на вокзале. Я с Василием сидели на сундуке, Ирина на чемодане. Подошёл мужчина и попросил Ирину подняться. Ирина встала, он взял чемодан и ушёл, а мы остались сидеть с раскрытыми ртами. Когда пришли отец с матерью и спросили: «Где чемодан?» то мы на перебой
