Хроники Торинода: вор, принц и воин - [43]

Ему не приедалось это добровольное одиночество. Он ведь раньше часто чувствовал себя одиноким. Одиночество прекратилось лишь с появлением в его жизни Рина. Потом возобновилось с большей силой. Ольг был ему не другом – нет, он был нечто большее: брат, почти отец. Иногда он боялся сурового тана, всегда любил его за так тщательно скрываемое им тепло, безоговорочно верил всему тому, что Ольг говорил, но Элиа так и не смог заставить себя принять его как друга. Как Рина.

Теперь, когда он знал все о своем происхождении, ему было трудно понять кто он. Маленький сын конюшего или юный принц, или скиталец по бесконечным дорогам жизни, мечтатель и книгочей. Элиа много думал об этом, и запутывался все больше и больше. Он был всем этим, но все это не было им.

Хорошо Кларенсу. Он твердо знал кто он и каков он, и порой даже бравировал этим своим знанием. Пусть вор – но точно вор, пусть лекарь – но совершенно определенно лекарь.

Хорошо Ольгу. Он мог быть разным – добрым и одновременно суровым, вспыльчивым и сдержанным, но все это легко объединялось в том, как он сам себе определял. "Я тан", говорил Ольг. Раньше Элиа смешили эти слова (в чем он никогда бы не признался другу), но теперь он начал их понимать. Кажется…

Каждому из нас необходимо знать кто мы…

И Элиа честно пытался понять кто он. Он всегда все делал серьезно, честно – врать Элиа так и не научился, за что его всегда поднимали на смех близнецы, а теперь вот Кларенс – и обдуманно. Он не умел иначе. Даже в своем сказочно-иллюзорном мире, где он находился постоянно и откуда лишь изредка выныривал, когда заставляли обстоятельства, Элиа никогда не лгал себе. Так учили его родители и прочитанные книги.

– Я не сын конюшего,- сказал он в пустоту, сидя один в каюте.

И не сын короля, со всей определенностью. И еще много кто не. Да только кто же?

А может быть, мелькнула в голове шальная мысль, закончить со всей этой ужасной неопределенностью одним единственным способом. С этой болью в груди, с постоянными кошмарами и слезами в подушку, с постепенно стирающимися воспоминаниями о тех, кого любил, но кого уже не вернуть. Элиа был уверен, уж на один-то шаг с палубы у него смелости хватит.

Ник. Дэни. Маленькая смешная синеглазка Лин. Мама. Отец.

Неужели все их жертвы напрасны. Это сказал совестливый внутренний голос, так похожий на голос Ольга. Неужто ты так низко ставишь их жизни, раз решил так трусливо покончить с первыми же трудностями?

Элиа не знал. Он часами сидел в каюте, уткнувшись лицом в колени, то мечтая, то просто раздумывая. Мысли, как правило, были печальные. Иногда он плакал: горько, взахлеб, сам не понимая что заставляет его это делать.

КТО Я?

* * *

Ольг пристально смотрел на спящих мальчишек. Кажется, Кларенс наконец-то начал немного поправляться – келонский бродяга еще долго после ухода из города походил на скелет. Сейчас лохматые русые волосы улеглись на подушку неровными прядями, а на заметно округлившихся щеках даже можно было заметить ямочки. Кларенс был нескладный и неуклюжий, но Ольг уже видел его повзрослевшим: статным, высоким, но все же чуть сутуловатым. У мальчика, заметил недавно тан, изменился даже взгляд: он не смотрел как прежде исподлобья, а глядел на людей прямо. Это было хорошо. Отец всегда учил Ольга, что человек, который смотрит искоса, не ровня ему. Мужчина должен смотреть прямо. " Он будет хорошим воином", подумал Ольг, вспомнив как решительно Кларенс вступил тогда в бой за Фалину. Для тана это было высшим показателем.

С Элиа дело обстояло сложнее. Он был странный, этот мальчик с волосами цвета красного дерева, с пронзительными карими глазами и нерешительной улыбкой. Раньше Ольг думал, что Элиа живет в мире собственных фантазий и прочитанных книг, и, чего уж таить, тану было приятно немое обожание мальчика, поставившего, видимо, его вместо отца или погибших старших братьев. Потом он получше узнал его – упрямство, отчаянную твердость, храбрость и одновременно робость. А теперь вот Элиа вновь менялся…

ДА ОН ЖЕ ВЗРОСЛЕЕТ, осенило Ольга. Вот и причина всех его метаний, злости и срывов, одиночества и криков.

НУ, Я В ЕГО ВОЗРАСТЕ ТАК СЕБЯ НЕ ВЕЛ. В его возрасте тринадцатилетний сын тана Ольга ходил наравне со взрослыми на охоту, сражался как искусный воин, и совсем не витал в облаках. И, если задуматься, не помышлял ни о каких глупостях. Ольг еще пару дней назад заметил как Элиа поглядывал вниз, на темную глубину. Что бы там эти двое не думали о его способностях, наблюдательность и умение делать из увиденного правильные выводы были тем, что у Ольга было развито очень хорошо. Как и у любого воина. Как и у любого с воспитанием тана в семнадцатом поколении.

Ольг рассмеялся про себя. Теперь, когда он знал причину изменений в поведении друга, он вполне мог поговорить с ним по душам.

Вскрикнул во сне Элиа, заворочался Кларенс. Ольг повернулся на другой бок и моментально уснул, как и следует опытному воину, привыкшему использовать время на отдых рационально.

Когда он так же мгновенно проснулся на следующее утро, Кларенс и Элиа дрались, катаясь по полу и, время от времени, ругали друг друга словами из кларенсового запаса. Ольг прислушался и с удивлением обнаружил, что Элиа знает почти весь его словарь, да еще и несколько тех выражений, которыми пользовались моряки (и которые совершенно точно не подходили юным принцам). На него оба не обращали ни малейшего внимания, но Ольг, не вставая с приятно покачивающейся кровати, с восторгом обнаружил огромный наливающийся синяк под глазом у Кларенса и длинную царапину на губе Элиа.