Хроники старого меломана - [8]

— Отдохнёшь немного, наберёшься сил для новых трудовых подвигов.

Так администрация завода командировала меня в непростой «пионерский лагерь».

Нас, десятка два пацанов, погрузили в автобус и отвезли за двести километров от города под Тихвин. Ха, в действительности это был какой-то милицейско-административный эксперимент: неблагонадёжных подростков засунули во что-то, наподобие колонии-поселения, где существовала трудовая повинность. Прополкой колхозных полей мы должны были отрабатывать право на еду и ночлег в палатках. Смутно припоминаю какие-то спортивные мероприятия и политинформацию. Быстро ставшие ненавистными сельскохозяйственные опыты запомнились более рельефно.

Немудрено, что уже на следующий день малолетки заволновались и стали бунтовать, затем появились первые беглецы. Ситуация более, чем абсурдная (если бы мы знали нашу историю в полном объёме, вряд ли бы стали так решительно выражать свой протест), но тогда подобное поражение в правах для питерской шпаны было прямым вызовом. Кстати, подобные высылки повторились и в дни московской олимпиады, но уже в масштабе нескольких городов. Эти мини — репрессии охватывали все слои граждан, неудобных для власти. Сейчас, спустя более сорок лет, смею предположить, что не обошлось без участия «компетентной организации», рекомендовавшей меня на «отдых». Ну, не могли же они меня так быстро забыть (прошло меньше года после памятной беседы в КГБ)?

Спустя несколько дней, пара пацанов и я «сделали ноги». Мы сбежали вечером, доехали на автобусе до Тихвина и стали ждать поезд до дома. Денег оставалось немного, и мы приняли смелое решение добраться до Питера «зайцами». В любом, подходящем поезде. Ночью забрались в цистерны из-под кваса. Ну, не ехать же на подножке вагона, — не трамвай, да и холодно. Но уже в Волховстрое, ближайшем крупном городке, нас обнаружил путевой обходчик и сдал дежурному. Точно помню, что откупились последними деньгами, а остаток пути добирались на обычной электричке уже вполне легально.

С Финляндского вокзала я доехал до улицы Смолячкова, поднялся на пятый этаж, надеясь застать кого-нибудь дома. Увы, но самостоятельно в квартиру мне было не попасть! Ключи остались в комнате, и вот тогда в голове созрело фантастическое решение: залезть в собственное жильё с крыши. В семнадцать лет можно быть умнее и решить этот вопрос иначе. Но у страха глаза велики: я боялся идти в ЖЭК или милицию, ведь на мне висел «побег», а вдруг службы города уже сбились с ног в поисках сбежавшего колониста.

В деталях помню, что остаток дня провёл у Лени Майорова, а вечером на стройке срезал канат и собрался на «дело». Залезть на крышу нашей пятиэтажки не составило труда. Озираясь и поёживаясь от ночной прохлады, я примотал канат к трубе и сбросил его конец напротив своего окна. Уф, если честно, было страшно, я долго примерялся и, наконец, завис между крышей и окном. Оставалось соскользнуть пару метров вниз, попасть в оконный проем, а затем протиснуться в открытую форточку. Но тут по кровельному железу застучали каблуки, раздался крик:

— Руки вверх! Стой на месте!

А я уже висел на скрюченных пальцах и никак не мог выполнить команду, впрочем, дружественные милицейские руки быстро выдернули меня, застрявшего между небом и землёй, наверх. Через несколько минут меня успешно доставили в 20-е отделение, которое располагалось почти напротив моих окон (этот факт я почему-то упустил из виду). Когда допросили и выяснили обстоятельства попытки проникновения в квартиру, дежурная смена начала дико ржать. Я переночевал в милиции, утром с участковым пошёл в жилконтору, оттуда с техником в квартиру. Подобрали ключи, в комнате я достал свой паспорт и предъявил участковому — вопрос был решён к обоюдному удовлетворению, мент ушёл, и про меня все забыли.

До приезда тётушки оставалось недели две, а заодно кончался принудительный отпуск — меня ждал завод. Но пока я боялся, как бы не загребли назад в лагерь. Ещё я хотел есть. Впрочем, эта проблема решилась просто: я взял пару кляссеров с марками, сбегал в памятный сад культуры и отдыха трудящихся имени Карла Маркса. На толкучке выручил за коллекцию десятку или чуть больше, что по тем временам вполне достаточно, чтобы не умереть с голода. Попутно прошёлся по виниловым рядам. Увы, все старьё, большей частью советского производства. Лишний раз убедился, мои музыкальные интересы только на Галёре и в других, описанных местах той поры.

Прошли дни. В назначенный срок приехала тётушка, потекла размеренная сытная жизнь. Я вернулся на завод, друзья смеялись над моей историей, но никто не удивился и не расспрашивал про необычный лагерь. Ничего странного: в СССР есть устоявшаяся традиция проводить часть своей жизни за решёткой. В редкой семье кто-нибудь не сидел или не отбывал наказание (один ГУЛАГ чего стоил). А тут какая-то трудовая коммуна! Ерунда! Но я ещё не раз сталкивался с нашей железобетонной правоохранительной системой, и последствия оказались ужаснее. Но, об этом позже.

Наступил новый 1969 год. В феврале я стал полноценным гражданином нашей необъятной и могучей страны — мне исполнилось восемнадцать. Говоря суконным официальным языком, наступила гражданская дееспособность, в связи с чем возникли новые права и обязанности. По большому счёту, мне это было по-барабану, кроме одного — неотвратимо надвигающегося призыва в армию.