Хроники старого меломана - [5]

Нами занимались комитетчики Петроградского района. Времена были уже другие, не сталинские, — нас даже не били. Беседовали жёстко, но вежливо. Компетентные органы быстро разобрались, что мы собой представляем, и дали ясно понять — в следующий раз последствия будут другими. Офицеры КГБ доходчиво объяснили: лучше активно участвовать в строительстве социалистического общества, а не заниматься хернёй, чтобы в итоге оказаться за решёткой. Они не скрывали, что среди нас оказался один сознательный гражданин и истинный патриот. Если, честно, сейчас готов поклониться в ноги тем сотрудникам. Не останови нас тогда, «Хроники старого меломана» могли быть совсем другими или не появиться вообще.

После подобной встряски мы с Алексом держали язык за зубами: проснувшиеся, наконец, гены репрессированных родственников (у кого их нет, таких родственников?) зорко следили за нашими ртами. Невостребованная энергия была направлена на рок-музыку, к тому же я продолжал заниматься боксом. Тут мне неожиданно помогло увлечение западной субкультурой. Мой тренер, старше меня всего на несколько лет, узнав про мои увлечения, попросил записать на магнитофон что-то рок-н-рольное и достать фотки кумиров тамошней молодёжи. Он загрузил меня бобинами с плёнкой и стал заниматься со мной индивидуально. Хотя дружба со спортом продолжалась недолго, что-то около года. После неудачного спарринга мне повредили нос, а перед районными соревнованиями сильно настучали «по репе» на тренировке. Я занемог, мама отняла у меня перчатки, затем отменила визит к протезисту, чтобы снять мерку для отливки капы. Я и так, будучи еще молодым, носил очки, а теперь диоптрии стали опасно расти. В итоге, весной 68-го, я ушёл из секции, а спортивное общество «Динамо» потеряло «выдающегося» спортсмена, вот только никто этого не заметил…

ОСОБЕННОСТИ ПЕРЕХОДНОГО ВОЗРАСТА

Совершив одну глупость, тут же создал себе новые проблемы. По итогам какого-то диктанта я получил двойку, а школьный товарищ четвёрку. Сравнив его работу и свою, я не обнаружил существенных различий и напрямую обратился к учителю:

— Отчего такая несправедливость, Юрий Соломонович? Вот смотрите, вы поставили мне двойку, а Доосу четвёрку, но разницы никакой: те же ошибки! Несправедливо!

— Вы, что же, списывали друг у друга? Действительно: несправедливо.

Преподаватель, старая бестия, не стал углубляться в подробности, вздохнул и переправил однокласснику оценку на «двойку». Мои отношения с Володей Доосом расстроились и, как показало время, навсегда. Большая часть класса меня тихо возненавидела, затем особо ретивые пацаны позвали в туалет и дали в морду. Очень хотелось ответить, но внутренний цензор подсказывал: я неправ! Самое неприятное в этой истории было то, что с Володей мы были дружны с малолетства, вместе учились в одной школе, вместе посещали изостудию Калининского дома пионеров, а затем пришли поступать в 190-ю специализированную школу при Мухинском училище.

Нормальные люди даже в таком непростом возрасте, обычно каются и просят прощения. Это правильней и проще, нежели находиться «в контрах» с коллективом. Но при молчаливой поддержке Алекса (тайное общество «продвинутых дураков» ещё существовало) и собственных непомерных юношеских амбициях, я принял бойкот. Задрал нос и стал всячески оказывать «недружественные знаки внимания» одноклассникам. К весне, когда все стали готовиться к выпускным экзаменам, я больше уделял внимания року, вечеринкам у Алекса и прочей ненужной чепухе. Например, сошёлся с Олегом Лебедевым из параллельного класса, который организовывал музыкальную группу.

И, вот, однажды на уроке встал вопрос о моем неправильном отношении к школьному процессу, к товарищам, к своим обязанностям перед обществом и родителями. Тему подняла наша классная руководительница и после краткого суммирования всего негатива, вопросительно посмотрела в мою сторону.

— Встань, Яловецкий, что скажешь? — в голосе Беллы Григорьевны сквозил холод.

— Так, нечего мне сказать!

— И ты считаешь, что все нормально? По ряду предметов двойки, «хвосты» тянутся с прошлого года, — голос креп. — Поведение отвратительное, кто устроил драку в туалете? Ты дневник давно показывал родителям?

— Кажется, недавно, а что? — Я набычился, наверно, в тот момент был похож на растрёпанного павлина.

«Избиение младенца» продолжалось недолго: классная заученно повторяла прописные истины, умело настраивая против меня учеников. Отмалчиваться надоело, и закончилось бунтом.

— Отстаньте вы все от меня! Как умею, так и учусь!

Учителя — хорошие психологи. Меня искусно подвели к пропасти, после чего последовал сакраментальный вопрос:

— Так, может быть, тебе не нравится учиться в нашей школе?

Рот открылся раньше, чем голова подумала, и выдал изумлённой аудитории исчерпывающий ответ:

— Да, мне не нравится в вашей школе!

Таким образом, точки над «и» были поставлены, и вопрос моего нахождения в элитных стенах бывшей гимназии, построенной ещё в девятнадцатом веке, отложили до педсовета. Дома я так и сказал родственникам, что переругался в школе со всеми в пух и прах и не хочу больше учиться со всякими уродами. Мама, бывший педагог, страшно расстроилась, но, уловив в моем голосе настойчивость и жёсткость, не свойственную возрасту, задумалась. Затем состоялся педсовет, непростые переговоры между матерью сложного подростка и учителями, где коллеги так и не пришли к соглашению, а про себя наверняка подумали: куда же она раньше смотрела? Прости, мама, но ты действительно отпустила меня в таком непростом возрасте.