Хроники старого меломана - [12]

Ясный перец, что хозяева кабинета интересовались вовсе не моим отношением к творчеству русских импрессионистов, а банальным появлением в моем портфеле буржуйского винила. Как я понимал тогда, да, и сегодня тоже, в таких щекотливых вопросах главное не обмолвиться, что купил за одну цену, а продал за большую. Именно здесь закон видит нарушение, которое трактуется как скупка и перепродажа товара с целью наживы, в то время это статья 154, спекуляция! Власть страшно не любит, когда за её спиной граждане «загребают» деньги, которые текут мимо государственного кармана. Нехорошо спекулировать, не по-советски, оттого наказуемо штрафом, а если заграбастал себе много, то и тюремным сроком.

Менты усилили натиск: пара оплеух должны были меня разговорить и подтолкнуть к чистосердечному признанию. Так думали служители закона, но я считал иначе, твердил, что хорошо зарабатываю и просто люблю музыку. Спекулировать и не помышлял, а на пятачке у «Гостинки» ждал товарища с целью записать ему добротную зарубежную эстраду. И это было убедительно, прежде всего, потому, что было правдой! Ведь продавать «гиганты» по своей инициативе я не помышлял. Тогда менты вынули из рукава свой главный козырь: они заявили, что есть человек, который дал письменные показания, уличающие меня в незаконном предпринимательстве.

Господи, сколько же судеб и даже жизней загубили из-за подобных помощников-доброхотов или стукачей по принуждению. Нет, я здесь не стану углубляться в эту тему. Доносительство — довольно распространённая практика не только в России (особенно, во времена правления Сталина), но и во всем мире.

Итак, кто-то «заложил», но имя, естественно, не назвали. Я продолжал упираться. Предъявить казалось, что нечего: ну стоял, не торговал ведь, деньги не светил, да мало-ли кто чего говорит! Наконец, меня отпустили и велели ждать повестки в суд. Излишне говорить, что я приехал домой без пластинок и совершенно разбитым. Морально, естественно. А через пару недель состоялся суд.

Не знаю, как в других городах, но в Питере было узаконено положение об административных нарушениях. Один из разделов гласил, что торговля с рук в общественных местах без специального разрешения является нарушением порядка и наказывается штрафом с обязательным сообщением по месту работы. Коллективное обсуждение проступка считалось дополнительной нормой воспитательной работы с нарушителем. А в случаях, предусмотренных уголовным кодексом РСФСР, мнение коллектива уже никому неинтересно, тогда человек с большой вероятностью отправлялся за решётку.

В помещении суда мне быстренько зачитали постановление, из которого явствовало, что я и есть тот самый нарушитель общественного порядка, и сей факт подтверждается словами свидетеля… И тут судья сильно подставила служителей закона — назвала имя стукача! Мне помнится, как усталая пожилая женщина, в тот момент абсолютно не интересовавшаяся моей судьбой, задала обязательный вопрос:

— Гражданин, можете что-нибудь добавить?

— Простите, а мои пластинки как забрать?

Судья встрепенулась.

— Ваши пластинки изымаются в доход государства! Кроме того, Вам надлежит выплатить штраф в любой сберкассе района, — её глаза победно блеснули. — Копия судебного решения будет направлена по месту работы. Ну, и что же тут неясного?

Я взмолился.

— И никак нельзя вернуть мою коллекцию?

Тут дама взорвалась и, отбросив официальный тон, рявкнула, показывая истинное лицо советской карательной системы:

— Радуйся, что не посадили! Тебе в армии ещё служить, не хочу портить жизнь такому оболтусу. Гражданин Яловецкий, вы свободны. Ведите следующего.

Это был беспредел: незаконно отняли коллекцию, стоимостью в несколько сотен рублей! Я так и не узнал, стали мои любимые пласты конфискатом или ушли на сторону? Огорчению моему не было предела, правда, теперь я знал имя виновника моего несчастья. Судьба преподнесла мне подарок, спустя шесть или семь лет я встретился с негодяем. Что из этого вышло, расскажу в следующих главах.

Бумага из суда не заставила себя ждать. Меня вызвали на общественное собрание и как следует пропесочили. Я хмуро взирал на знакомых и незнакомых коллег-работяг, ловил сочувствующие взгляды. Затем слушал казённое постановление, в котором трудовой коллектив осуждает моё поведение и считает такой поступок недостойным комсомольца. Глаза фиксировали многочисленные руки, поднятые за принятие данной резолюции. А на душе было погано. Но потом стало ещё хуже, когда мастер участка перевел меня из автоматчиков резьбонакатных станков в грузчики.

Из-за этого я проработал недолго: платили мало, профессия грузчика скучна-тяжела и, вообще, завод мне поднадоел, хотелось перемен. Я собрал своих женщин (маму и тётушку) и поставил в известность о своём решении уволиться. В поисках нового места случайно узнал о существовании в нашем городе училища, готовившего огранщиков камней и столяров-краснодеревщиков. Идея пойти учиться и овладеть интересной профессией столяра заинтересовала. А что, надо попробовать!

СТОЛЯР-КРАСНОДЕРЕВЩИК

В конце августа я поехал на набережную Чёрной речки сдавать документы. В кармане помимо пресловутой справки о неполной десятилетке лежала новенькая трудовая книжка со штампом об увольнении с завода «Красная заря». В канцелярии слегка удивились. В то время в ПТУ обычно шли поступать вчерашние школьники после восьмого класса, но никак не совершеннолетний юноша со стажем работы на заводе.