Хроники Птеродактиля - [51]
Барсик был ни при чем. Утром, переставляя в шкафу старые книги, Надя наткнулась на фотографию: она и Юра. Тот Юра.
«Вот и валится все из рук целый день — мистика какая-то. Мямля ты моя истеричная, — Надя с нежностью вспомнила о фотографии, достала, провела пальцами по юному лицу Юры. — Оставишь ли ты меня в покое хоть на старости лет? Или так и будешь то фотографии подсовывать, то сниться в неприличном виде?»
Надя машинально положила фотографию на телефонный столик, присела на диван. Перебирая воспоминания, стала спрашивать себя: все ли так плохо было в том далеком детском романе? Может, неспроста мелькает в голове мысль о тех давних событиях все последние дни, может, чего-то она не сделала в свое время и сейчас понадобилось исправить?
Незаметно наступил вечер. К приходу мужа ужин дымился на плите. Барсик в ожидании хозяина пристроился в прихожей, распластав свое шерстяное тело. Звонок в дверь заставил Барсика встать, потянуться, задев телефонный столик, и снова лечь. Как раз на фотографию, что случайно соскользнула с телефонного столика.
— Всем привет! — Юра погладил Барсика.
Тот, не двинувшись с места, снисходительно приоткрыл глаз, как бы говоря: «Ну сколько можно тебя встречать?» И лишь когда тарелки на столе стали наполняться, Барсик вошел в кухню. Так, для компании. Есть ему не хотелось.
За ужином Надя, задев рукавом, опрокинула стакан. Юра посетовал, что томатный сок в стакане был последний, и он хотел попросить у Нади глоток, да, видно, не судьба, потянулся к солонке, Надя в это время хотела взять хлеб, тоже протянула руку, руки столкнулись, солонка опрокинулась, соль просыпалась, Юра вскочил, задел ногой Барсика, тот истошно взвыл…
Юра раздраженно ходил по прихожей. Развернувшись в очередной раз, заметил на полу поблекшую фотографию, поднял ее и, узнав юную Надю, аккуратно поставил на телефонный столик. Пройдясь по прихожей еще раз, остановился у столика, посмотрел на Надиного спутника и решил выяснить, кто же это такой.
— Любовник детства, — бросила в ответ Надя. Ей уже казались смешными сегодняшние сомнения и угрызения.
Юра недоуменно моргая, смотрел то на Надю, то на фото, то на Барсика, то снова на Надю — какой еще «любовник»? Нам не нужны никакие любовники. Так кто же это?
— Если друг детства, так и скажи: друг детства. А бесстыдства твои мне надоели.
— Я и говорю: любовник детства. В смысле, в детстве он меня любил. Успокойся, он меня, а не я его. Разницу чувствуешь?
Юра, с напускным равнодушием водрузил на колени расстроенного Барсика, извиняющимися почесываниями успокоил кота и миролюбиво произнес:
— Ладно, друг, любовник — какая разница? Детство есть детство. А где этот «друг» сейчас? Почему я про него не знаю?
Надя, загадочно улыбаясь, любовалась домашней идиллией: муж, кот и недоеденный ужин. Зачем портить конструкцию?
— Умер. Потому и не знаешь. Всё. Давай забудем. А фотографию можешь порвать и выбросить.
Барсик неожиданно вскочил и, ощетинившись, уставился в проем двери, ведущей в кухню. Надя и Юра, не сговариваясь, проследили взгляд Барсика и с ужасом увидели, как медленно, будто тронутая чьей-то рукой, фотография съехала с телефонного столика, повисела мгновение в воздухе и плавно опустилась к Надиным ногам. Надя подняла фотографию и, не скрывая испуга, бросилась в комнату, вспоминая, где же было спрятано фото все эти годы? Так и не вспомнив, Надя воткнула фотографию наугад, примерно в то же место в старом книжном шкафу.
— Ты что творишь, юродивый? — Владимир приблизился к Юрию с намерением, не предвещавшим ничего приятного.
Мне не хотелось его останавливать, но и поощрять ненужные вмешательства не стоило: глупая история с фотографией могла спровоцировать многих на подобные «шалости». Например, Сашу. Он давно еле сдерживается от соблазна «помочь» Карине. Уж о Василии и подумать боязно, того гляди встанет стеной между Настей и всем остальным враждебным ей миром. Нет уж, дорогие мои, не успели сделать там — терпите здесь. Терпите.
— Лен, с тобой когда-нибудь случались необычные вещи? — Надя начала издалека, потом, видя, что Елена отнеслась к ее рассказу серьезно, подробно обрисовала путешествие фотографии, поведение Барсика и весь несуразный день, в котором чувствовалось присутствие «того Юрия».
Лена слушала, не перебивая и только в конце проговорила, словно вспоминая что-то: «Всякое бывает, живи и не удивляйся».
После разговора с Надей Лена позвонила Виктору. Трубку взяла Нина и сразу начала жаловаться на мужа, приговаривая, что он ее не понимает, считает то ли дурой, то ли сумасшедшей, то ли в детство впавшей. Отдышавшись, переключилась на Любу, обвинив ту сразу во всех грехах, не упустив ни черный глаз, ни тяжелую руку, ни пророческое слово — ведьма, короче.
Лена терпеливо выслушала, пожелала здоровья и душевного покоя, повесила трубку, посмотрела на Анатолия. Анатолий достал коньяк, плеснул в две рюмки, одну протянул жене, молча выпили, посмотрели друг на друга и засмеялись. «Сумасшедший дом, сумасшедший город, сумасшедшие люди», — подумал каждый из них, ничуть не удивившись, что сидят молча, но точно знают, кто из них что думает. Это у них получалось все чаще с тех пор, как однажды кто-то из них произнес: «Ты подумал — я сказал». Однажды ночью Анатолий, взяв подушку, ушел досыпать в другую комнату со словами: «Трудный день у тебя был сегодня, все думаешь, думаешь, а я не могу уснуть из-за твоих сослуживцев». Лена вздрогнула и сказала вдогонку: «Ты слышишь мои мысли? Вот забавно». С тех пор они спали в разных комнатах. Чтобы не мешать друг другу мысленной болтовней и не подслушивать того, чего знать не следует.
Книга про взросление и тело для мальчиков и девочек с аутизмом и другими особенностями психического развития. Это демоверсия печатной книги для того, чтобы родители могли посмотреть и не бояться говорить на сложные темы со своими детьми)
Героиня этого необычного, сумасбродного, язвительного и очень смешного романа с детства обожает барашков. Обожает до такой степени, что решает завести ягненка, которого называет Туа. И что в этом плохого? Кто сказал, что так поступать нельзя?Но дело в том, что героиня живет на площади Вогезов, в роскошном месте Парижа, где подобная экстравагантность не приветствуется. Несмотря на запреты и общепринятые правила, любительница барашков готова доказать окружающим, что жизнь с блеющим животным менее абсурдна, чем отупляющее существование с говорящим двуногим.
Карл-Йоганн Вальгрен – автор восьми романов, переведенных на основные европейские языки и ставших бестселлерами.После смерти Виктора Кунцельманна, знаменитого коллекционера и музейного эксперта с мировым именем, осталась уникальная коллекция живописи. Сын Виктора, Иоаким Кунцельманн, молодой прожигатель жизни и остатков денег, с нетерпением ждет наследства, ведь кредиторы уже давно стучат в дверь. Надо скорее начать продавать картины!И тут оказывается, что знаменитой коллекции не существует. Что же собирал его отец? Исследуя двойную жизнь Виктора, Иоаким узнает, что во времена Третьего рейха отец был фальшивомонетчиком, сидел в концлагере за гомосексуальные связи и всю жизнь гениально подделывал картины великих художников.
Как продать Родину в бидоне? Кому и зачем изменяют кролики? И что делать, если за тобой придет галактический архимандрит Всея Млечнаго Пути? Рассказы Александра Феденко помогут сориентироваться даже в таких странных ситуациях и выйти из них с достоинством Шалтай-Болтая.Для всех любителей прозы Хармса, Белоброва-Попова и Славы Сэ!
Порой трудно быть преподавательницей, когда сама ещё вчера была студенткой. В стенах института можно встретить и ненависть, и любовь, побывать в самых различных ситуациях, которые преподносит сама жизнь. А занимаясь конным спортом, попасть в нелепую ситуацию, и при этом чудом не опозориться перед любимым студентом.
Название романа швейцарского прозаика, лауреата Премии им. Эрнста Вильнера, Хайнца Хелле (р. 1978) «Любовь. Футбол. Сознание» весьма точно передает его содержание. Герой романа, немецкий студент, изучающий философию в Нью-Йорке, пытается применить теорию сознания к собственному ощущению жизни и разобраться в своих отношениях с любимой женщиной, но и то и другое удается ему из рук вон плохо. Зато ему вполне удается проводить время в баре и смотреть футбол. Это первое знакомство российского читателя с автором, набирающим всё большую популярность в Европе.
Семейная сага Марины Ивановой «Главное выжить», – это исповедь перед людьми! Судьба трех поколений женщин из одной семьи не жалует ни одну из них. Но в этой жизни, мы все на испытании. Целая эпоха молчаливо наблюдает, – справятся наши герои с трудностями, смогут выжить в предоставленных обстоятельствах. Что выберут пороки или добродетель? Об этом вы узнаете, прочитав сборник романов Марины Ивановой, – «Главное выжить».
Один из главных «героев» романа — время. Оно властно меняет человеческие судьбы и названия улиц, перелистывая поколения, словно страницы книги. Время своенравно распоряжается судьбой главной героини, Ирины. Родила двоих детей, но вырастила и воспитала троих. Кристально честный человек, она едва не попадает в тюрьму… Когда после войны Ирина возвращается в родной город, он предстает таким же израненным, как ее собственная жизнь. Дети взрослеют и уже не помнят того, что знает и помнит она. Или не хотят помнить? — Но это означает, что внуки никогда не узнают о прошлом: оно ускользает, не оставляя следа в реальности, однако продолжает жить в памяти, снах и разговорах с теми, которых больше нет.
Роман «Жили-были старик со старухой», по точному слову Майи Кучерской, — повествование о судьбе семьи староверов, заброшенных в начале прошлого века в Остзейский край, там осевших, переживших у синего моря войны, разорение, потери и все-таки выживших, спасенных собственной верностью самым простым, но главным ценностям. «…Эта история захватывает с первой страницы и не отпускает до конца романа. Живые, порой комичные, порой трагические типажи, „вкусный“ говор, забавные и точные „семейные словечки“, трогательная любовь и великое русское терпение — все это сразу берет за душу.
Роман «Время обнимать» – увлекательная семейная сага, в которой есть все, что так нравится читателю: сложные судьбы, страсти, разлуки, измены, трагическая слепота родных людей и их внезапные прозрения… Но не только! Это еще и философская драма о том, какова цена жизни и смерти, как настигает и убивает прошлое, недаром в названии – слова из Книги Екклесиаста. Это повествование – гимн семье: объятиям, сантиментам, милым пустякам жизни и преданной взаимной любви, ее единственной нерушимой основе. С мягкой иронией автор рассказывает о нескольких поколениях питерской интеллигенции, их трогательной заботе о «своем круге» и непременном культурном образовании детей, любви к литературе и музыке и неприятии хамства.
Великое счастье безвестности – такое, как у Владимира Гуркина, – выпадает редкому творцу: это когда твое собственное имя прикрыто, словно обложкой, названием твоего главного произведения. «Любовь и голуби» знают все, они давно живут отдельно от своего автора – как народная песня. А ведь у Гуркина есть еще и «Плач в пригоршню»: «шедевр русской драматургии – никаких сомнений. Куда хочешь ставь – между Островским и Грибоедовым или Сухово-Кобылиным» (Владимир Меньшов). И вообще Гуркин – «подлинное драматургическое изумление, я давно ждала такого национального, народного театра, безжалостного к истории и милосердного к героям» (Людмила Петрушевская)