Хроники Птеродактиля - [49]
— Не тайна это, мама, а беда моя, — нехотя начала Татьяна. С трудом разговорившись, начала вспоминать подробности, по несколько раз повторяя одно и то же, будто убеждаясь, что это ее жизнь, а не чья-то еще.
Варвара слушала, не перебивая. И чем больше узнавала о прижитом в тюрьме ребенке, тем ярче виделся ей заостренный профиль того незнакомца. К концу рассказа дочери у Варвары почти нарисовался облик и внука своего, и правнука. «Есть, оказывается, и мужицкая веточка в моей крови», — с тайной гордостью решила Варвара и, задержав дыхание, несколько раз попросила, почти с мольбой, сама не зная кого о скором соединении их растянутой нити перемешанных поколений.
— Правильно думаешь, Варварушка. Будет тебе посильная помощь в твоих помыслах и будет тебе успокоение.
Я не стал возражать Александру Васильевичу, пусть потешится — все-таки его кровь…
Ночь за окном побледнела. Наступила предутренняя тишина, во время которой чаще всего случаются внезапные пробуждения от явственности вещих снов.
Федор проснулся от стонов Карины. «Что снится ей? Надо что-то делать с Борисом: добром это знакомство не кончится».
Рассеялись остатки сна. Федор встал с кровати и направился к кухне, зажигая на ходу сигарету. Мысли крутились, вырывая из памяти то один случай, то другой. И скручивалось всё в замысловатый клубок, где концы болтались где-то внутри. «Неспроста свела жизнь меня с этой женщиной», — Федор услышал шаги Карины, включил чайник и поставил на огонь сковородку.
Наскоро позавтракали бутербродами. Будничные дела отвлекали от ненужных мыслей.
— Сегодня у тебя извоз или что? — Карина прихорашивалась у зеркала.
— Да надо бы, лишние деньги не помешают, — Федор помог Карине одеться, закрыл за ней дверь, накинул куртку, осмотрел, все ли в порядке, и нехотя направился к машине.
Автомобиль не хотел заводиться. Что только ни пытался сделать Федор, двигатель как парализовало. Промучившись минут двадцать и совсем потеряв надежду, Федор повернул ключ и… мотор откликнулся знакомым урчанием: терпение было вознаграждено, машина тихо тронулась с места.
Вскоре объявился первый пассажир. «Мужик», — обрадовался Федор. Как большинство водителей, Федор был суеверен. Он твердо знал, что если первым в машину сядет мужчина, день сложится удачно.
Пассажир назвал адрес, вжался в кресло, поднял воротник, и задремал…
— Приехали, — Федор заметил, как нехотя пассажир стряхивал дремоту, расплачивался, вылезал из машины.
Разворачиваясь, Федор увидел, что его пассажир не спешит войти в дом: присел на скамейку, достал из кармана газету, а сам все поглядывает на дверь. Стало интересно. Приглушив двигатель, Федор тоже решил отдохнуть около этого загадочного дома и понаблюдать, кого же здесь дожидаются с утра пораньше?
Через полчаса Федору надоело ждать, и он поехал, внимательно посматривая, нет ли желающих разделить с ним путь.
Больше часа сидел Степан напротив дома Татьяны. Любопытная старуха не выходила из головы. Все вспоминалась та встреча на платформе. И вот недавно судьба снова столкнула их. Как и тогда, старуха вцепилась в рукав Степана и с тревожной настойчивостью стала диктовать номер телефона. Несколько раз заставила повторить, и только когда убедилась, что память прочно держит номер, взяла со Степана слово, что тот ей обязательно позвонит. Степан позвонил на следующий день. Старуха рассказала, где живет, обмолвилась о какой-то тайне, которую хранит всю жизнь, и добавила, что к этой тайне он, Степан, имеет отношение. Степан не поверил, но обижать «бабушку» не стал. Купил в булочной тортик и поехал. Перед входом в дом почему-то струсил. Решил передохнуть и успокоиться.
«Ладно, была не была — тайна так тайна», — Степан решительно встал и направился к двери.
Две профессии вызывали у Вадима Ивановича неприязнь: милиционеры и врачи. Почему? Да потому что именно эти профессии отвергали то, что Вадим Иванович считал важным в жизни, — право человека на тайну.
«Противно, когда тебе задают слишком личные вопросы, противно, когда вторгаются в твою жизнь, и еще противнее, когда тебя осматривают, заставляя при этом раздеться», — эти мысли проносились в голове Вадима Ивановича, сидящего у двери кабинета врача. Ему дважды предлагали зайти, но он тянул время, ссылаясь на необходимость то безотлагательно просмотреть какие-то документы, то сделать кому-то срочный звонок…
Месяц назад Вероника, смущаясь, рассказала Вадиму Ивановичу о том, что в безуспешной попытке забеременеть обратилась к врачу и прошла полное обследование. «Я совершенно здорова. Доктор просит зайти тебя», — Вероника смотрела молящими глазами, сердце Вадима сжималось от благодарности и любви. Он с легкостью согласился пройти обследование. «Лиля избавилась от моего ребенка — в этом я уверен, так что со мной этих проблем быть не может».
Анализы неожиданно и неприятно удивили. «Абсолютное бесплодие» — таким, похоже, вырисовывался приговор. Вадим Иванович расстраиваться не стал. Он просто не поверил и решил повторить обследование. Превозмогая неприязнь к врачам, Вадим Иванович бодро вошел в клинику, присел на стул около кабинета и… вот уже второй час не решался войти в эту, почему-то пугающую, дверь.
Роман охватывает четвертьвековой (1990-2015) формат бытия репатрианта из России на святой обетованной земле и прослеживает тернистый путь его интеграции в израильское общество.
Сборник стихотворений и малой прозы «Вдохновение» – ежемесячное издание, выходящее в 2017 году.«Вдохновение» объединяет прозаиков и поэтов со всей России и стран ближнего зарубежья. Любовная и философская лирика, фэнтези и автобиографические рассказы, поэмы и байки – таков примерный и далеко не полный список жанров, представленных на страницах этих книг.Во второй выпуск вошли произведения 19 авторов, каждый из которых оригинален и по-своему интересен, и всех их объединяет вдохновение.
Какова роль Веры для человека и человечества? Какова роль Памяти? В Российском государстве всегда остро стоял этот вопрос. Не просто так люди выбирают пути добродетели и смирения – ведь что-то нужно положить на чашу весов, по которым будут судить весь род людской. Государство и сильные его всегда должны помнить, что мир держится на плечах обычных людей, и пока жива Память, пока живо Добро – не сломить нас.
Какие бы великие или маленькие дела не планировал в своей жизни человек, какие бы свершения ни осуществлял под действием желаний или долгов, в конечном итоге он рано или поздно обнаруживает как легко и просто корректирует ВСЁ неумолимое ВРЕМЯ. Оно, как одно из основных понятий философии и физики, является мерой длительности существования всего живого на земле и неживого тоже. Его необратимое течение, только в одном направлении, из прошлого, через настоящее в будущее, бывает таким медленным, когда ты в ожидании каких-то событий, или наоборот стремительно текущим, когда твой день спрессован делами и каждая секунда на счету.
Коллектив газеты, обречённой на закрытие, получает предложение – переехать в неведомый город, расположенный на севере, в кратере, чтобы продолжать работу там. Очень скоро журналисты понимают, что обрели значительно больше, чем ожидали – они получили возможность уйти. От мёртвых смыслов. От привычных действий. От навязанной и ненастоящей жизни. Потому что наступает осень, и звёздный свет серебрист, и кто-то должен развести костёр в заброшенном маяке… Нет однозначных ответов, но выход есть для каждого. Неслучайно жанр книги определен как «повесть для тех, кто совершает путь».
Секреты успеха и выживания сегодня такие же, как две с половиной тысячи лет назад.Китай. 482 год до нашей эры. Шел к концу период «Весны и Осени» – время кровавых междоусобиц, заговоров и ожесточенной борьбы за власть. Князь Гоу Жиан провел в плену три года и вернулся домой с жаждой мщения. Вскоре план его изощренной мести начал воплощаться весьма необычным способом…2004 год. Российский бизнесмен Данил Залесный отправляется в Китай для заключения важной сделки. Однако все пошло не так, как планировалось. Переговоры раз за разом срываются, что приводит Данила к смутным догадкам о внутреннем заговоре.
Один из главных «героев» романа — время. Оно властно меняет человеческие судьбы и названия улиц, перелистывая поколения, словно страницы книги. Время своенравно распоряжается судьбой главной героини, Ирины. Родила двоих детей, но вырастила и воспитала троих. Кристально честный человек, она едва не попадает в тюрьму… Когда после войны Ирина возвращается в родной город, он предстает таким же израненным, как ее собственная жизнь. Дети взрослеют и уже не помнят того, что знает и помнит она. Или не хотят помнить? — Но это означает, что внуки никогда не узнают о прошлом: оно ускользает, не оставляя следа в реальности, однако продолжает жить в памяти, снах и разговорах с теми, которых больше нет.
Роман «Жили-были старик со старухой», по точному слову Майи Кучерской, — повествование о судьбе семьи староверов, заброшенных в начале прошлого века в Остзейский край, там осевших, переживших у синего моря войны, разорение, потери и все-таки выживших, спасенных собственной верностью самым простым, но главным ценностям. «…Эта история захватывает с первой страницы и не отпускает до конца романа. Живые, порой комичные, порой трагические типажи, „вкусный“ говор, забавные и точные „семейные словечки“, трогательная любовь и великое русское терпение — все это сразу берет за душу.
Роман «Время обнимать» – увлекательная семейная сага, в которой есть все, что так нравится читателю: сложные судьбы, страсти, разлуки, измены, трагическая слепота родных людей и их внезапные прозрения… Но не только! Это еще и философская драма о том, какова цена жизни и смерти, как настигает и убивает прошлое, недаром в названии – слова из Книги Екклесиаста. Это повествование – гимн семье: объятиям, сантиментам, милым пустякам жизни и преданной взаимной любви, ее единственной нерушимой основе. С мягкой иронией автор рассказывает о нескольких поколениях питерской интеллигенции, их трогательной заботе о «своем круге» и непременном культурном образовании детей, любви к литературе и музыке и неприятии хамства.
Великое счастье безвестности – такое, как у Владимира Гуркина, – выпадает редкому творцу: это когда твое собственное имя прикрыто, словно обложкой, названием твоего главного произведения. «Любовь и голуби» знают все, они давно живут отдельно от своего автора – как народная песня. А ведь у Гуркина есть еще и «Плач в пригоршню»: «шедевр русской драматургии – никаких сомнений. Куда хочешь ставь – между Островским и Грибоедовым или Сухово-Кобылиным» (Владимир Меньшов). И вообще Гуркин – «подлинное драматургическое изумление, я давно ждала такого национального, народного театра, безжалостного к истории и милосердного к героям» (Людмила Петрушевская)