Хроники Птеродактиля - [53]

Шрифт
Интервал


Но все кончается, завершился и этот день. Гости разошлись, посуду помыли, оставшуюся еду разложили по баночкам и — в холодильник. Федор почувствовал, что к нему возвращается давно утраченное ощущение семьи с ее заботами и ответственностью. Ему понравилось это ощущение. Ему понравилось, что он опять кому-то нужен, может кого-то защитить, кому-то помочь, а взамен получить несокрушимую крепость в виде теплого дома, где его ждут, где ему рады, где он не один. Вон и тапочки его здесь, и халат. Это все Карина, с ее привычкой успокаивать нервы поездкой в ИКЕЮ. Ну все, что она для него прикупила, из ИКЕИ!.. Видно, мало с этими шведами Петр I разбирался.

Поворчав немного, Федор переоделся в тот самый халат, натянул те самые тапочки и включил телевизор. Передавали новости. Вскоре на экране мелькнуло лицо Вадима, и Федор подумал, что Юра, наверно, прав. Вадим Иванович на себя не похож: то ли помолодел, то ли поглупел, но выглядит по-идиотски. Как старая актриса после пластической операции. Дождавшись прогноза погоды, Федор выключил телевизор.

Возвращаясь от Карины, Лена и Анастасия решили пройтись пешком. Поговорили о Федоре и Карине, вспомнили, что напрасно Никита уехал с женой, — мог бы и задержаться на отцовскую годовщину. Потом вспомнили о своих детях и решили, что, в конце концов, все дети одинаково заняты своими делами, им не до традиций. И слава богу, что такие выросли, у других куда хуже.

— Они поженятся или будут так жить? — Лена держалась за Настин локоть, перебирая занывшими к концу вечера ногами. Сегодня вместо мужа опорой служила Настя. Анатолий не любил поминок, да и занят был днем, а к вечеру, уставшим, ехать не хотелось. Лена и не настаивала: две подруги уже вдовы — нечего лишний раз расстраивать мужа.

Настя не ответила. Ее мысли возвращались к прожитому году, к тем испытаниям, которые коснулись и ее семьи, и Карины, да и остальных подруг не обошел этот год вниманием, многих царапнул. Но ей с Кариной досталось больше всех: были жены, стали вдовы. В какой-то момент она почувствовала неприязнь к Надежде: нашла портфель дурацкий, а вдруг из-за него Васеньки не стало, кота моего родного… Настя смахнула слезу, отогнала гнетущую думу словно дикий поклеп, и постаралась вспомнить о Наде что-нибудь хорошее…Не получилось.

Расстались с Еленой в метро, когда делали пересадку. Каждая на свою линию.


Утром Федор довез Карину до Сбербанка, оставил там, мысленно просчитав движение очереди, и вернулся в машину, надеясь поймать пару клиентов. Клиент оказался один, но щедрый, а поездка неутомительной. Вернувшись к Сбербанку, Федор издали заметил выходящую из дверей Карину. Она на ходу просматривала оплаченные квитанции. Припарковав машину, Федор направился к Карине.

— Помогите тремя рублями, — юный солдат, почти ребенок, обращался к Карине, зажав в руке две десятки, — на рулет не хватает. Вон на тот, с маком и глазурью. У Карины заныло сердце: «Вот так и Никиток мог… Повезло: попал в институт, а не в армию».

Федор, стоя у киоска, видел суетливые движения Карины, отталкивающие руку солдата, который настойчиво пытался вернуть Карине свои десятки в виде скудной сдачи с ее ста рублей, которые она все запихивала в карман гимнастерки худенького солдата.

Поразило Федора лицо Карины, отразившее в один миг безграничную тревогу за чужих мальчишек. «А ведь этим юнцам доверяют оружие», — Федора всегда удивляла несуразность того, что называют сегодня чем-то похожим на «Комитет солдатских матерей». Не женщины, такие, как Карина, должны защищать и поддерживать этих ребят, а они, солдаты, защитниками называются…

Впрочем, какие они защитники? Восемнадцать лет, в руках оружие, а в голове детские мысли. Нет, правильно делали раньше: созрей, дорасти до этой чести — быть защитником, быть солдатом. Уважать надо службу и форму, тогда не будет ни безобразий, ни психов разных в армии. А солдатикам в увольнении и побираться не придется.

Федор вздохнул, дождался, когда солдат отошел от Карины подальше, взял ее как потерявшегося ребенка за руку, усадил в машину. Спустя минуту они молча и тихо двинулись к дому.

По приезде из Питера Степан пригласил Татьяну к себе. Соорудив «праздничный ужин», он с нежностью наблюдал за движениями бабули. Быстро освоившись, Татьяна переставила приборы, разогрела картошку с мясом, добавила зелени в салат и, щедро разложив то, что захватила с собой, наконец села на придвинутое кресло. Маркиз проникся к Татьяне доверием и интересом. Подождав, когда гостья устроится, он прыгнул на подлокотник и деликатно тронул Татьяну за руку. Татьяна заглянула в глаза коту, улыбнулась и ласково провела рукой по шелковистой спинке.

«Животные тоже разумны, — подумал Степан, — животные могут страдать и радоваться, испытывать страх, голод и удовольствие, даже думать, даже соображать, где лучше и что для этого нужно сделать. Вот только с моралью у них проблемы. Другими словами, у животных нет того стержня, что называется совестью. Маркиз, например. Милый, добрый, теперь даже воспитанный. А увидит птичку, и… Не будем о печальном. В общем, совесть его потом мучить не будет». Степан открыл бутылку кагора, капнул себе, налил Татьяне, долил свою рюмку и выжидательно посмотрел.


Еще от автора Елена Лобачева
Макс и Тоня не боятся расти

Книга про взросление и тело для мальчиков и девочек с аутизмом и другими особенностями психического развития. Это демоверсия печатной книги для того, чтобы родители могли посмотреть и не бояться говорить на сложные темы со своими детьми)


Рекомендуем почитать
Человек на балконе

«Человек на балконе» — первая книга казахстанского блогера Ержана Рашева. В ней он рассказывает о своем возвращении на родину после учебы и работы за границей, о безрассудной молодости, о встрече с супругой Джулианой, которой и посвящена книга. Каждый воспримет ее по-разному — кто-то узнает в герое Ержана Рашева себя, кто-то откроет другой Алматы и его жителей. Но главное, что эта книга — о нас, о нашей жизни, об ошибках, которые совершает каждый и о том, как не относиться к ним слишком серьезно.


Крик далеких муравьев

Рассказ опубликован в журнале «Грани», № 60, 1966 г.


Маленькая фигурка моего отца

Петер Хениш (р. 1943) — австрийский писатель, историк и психолог, один из создателей литературного журнала «Веспеннест» (1969). С 1975 г. основатель, певец и автор текстов нескольких музыкальных групп. Автор полутора десятков книг, на русском языке издается впервые.Роман «Маленькая фигурка моего отца» (1975), в основе которого подлинная история отца писателя, знаменитого фоторепортера Третьего рейха, — книга о том, что мы выбираем и чего не можем выбирать, об искусстве и ремесле, о судьбе художника и маленького человека в водовороте истории XX века.


Собачье дело: Повесть и рассказы

15 января 1979 года младший проходчик Львовской железной дороги Иван Недбайло осматривал пути на участке Чоп-Западная граница СССР. Не доходя до столба с цифрой 28, проходчик обнаружил на рельсах труп собаки и не замедленно вызвал милицию. Судебно-медицинская экспертиза установила, что собака умерла свой смертью, так как знаков насилия на ее теле обнаружено не было.


Счастье

Восточная Анатолия. Место, где свято чтут традиции предков. Здесь произошло страшное – над Мерьем было совершено насилие. И что еще ужаснее – по местным законам чести девушка должна совершить самоубийство, чтобы смыть позор с семьи. Ей всего пятнадцать лет, и она хочет жить. «Бог рождает женщинами только тех, кого хочет покарать», – думает Мерьем. Ее дядя поручает своему сыну Джемалю отвезти Мерьем подальше от дома, в Стамбул, и там убить. В этой истории каждый герой столкнется с мучительным выбором: следовать традициям или здравому смыслу, покориться судьбе или до конца бороться за свое счастье.


Осторожно! Я становлюсь человеком!

Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!


Свет в окне

Новый роман Елены Катишонок продолжает дилогию «Жили-были старик со старухой» и «Против часовой стрелки». В том же старом городе живут потомки Ивановых. Странным образом судьбы героев пересекаются в Старом Доме из романа «Когда уходит человек», и в настоящее властно и неизбежно вклинивается прошлое. Вторая мировая война глазами девушки-остарбайтера; жестокая борьба в науке, которую помнит чудак-литературовед; старая политическая игра, приводящая человека в сумасшедший дом… «Свет в окне» – роман о любви и горечи.


Против часовой стрелки

Один из главных «героев» романа — время. Оно властно меняет человеческие судьбы и названия улиц, перелистывая поколения, словно страницы книги. Время своенравно распоряжается судьбой главной героини, Ирины. Родила двоих детей, но вырастила и воспитала троих. Кристально честный человек, она едва не попадает в тюрьму… Когда после войны Ирина возвращается в родной город, он предстает таким же израненным, как ее собственная жизнь. Дети взрослеют и уже не помнят того, что знает и помнит она. Или не хотят помнить? — Но это означает, что внуки никогда не узнают о прошлом: оно ускользает, не оставляя следа в реальности, однако продолжает жить в памяти, снах и разговорах с теми, которых больше нет.


Жили-были старик со старухой

Роман «Жили-были старик со старухой», по точному слову Майи Кучерской, — повествование о судьбе семьи староверов, заброшенных в начале прошлого века в Остзейский край, там осевших, переживших у синего моря войны, разорение, потери и все-таки выживших, спасенных собственной верностью самым простым, но главным ценностям. «…Эта история захватывает с первой страницы и не отпускает до конца романа. Живые, порой комичные, порой трагические типажи, „вкусный“ говор, забавные и точные „семейные словечки“, трогательная любовь и великое русское терпение — все это сразу берет за душу.


Любовь и голуби

Великое счастье безвестности – такое, как у Владимира Гуркина, – выпадает редкому творцу: это когда твое собственное имя прикрыто, словно обложкой, названием твоего главного произведения. «Любовь и голуби» знают все, они давно живут отдельно от своего автора – как народная песня. А ведь у Гуркина есть еще и «Плач в пригоршню»: «шедевр русской драматургии – никаких сомнений. Куда хочешь ставь – между Островским и Грибоедовым или Сухово-Кобылиным» (Владимир Меньшов). И вообще Гуркин – «подлинное драматургическое изумление, я давно ждала такого национального, народного театра, безжалостного к истории и милосердного к героям» (Людмила Петрушевская)