Хроники Птеродактиля - [16]
— Где Саша? Видела его публикацию? Гигант! Завидую, гордись.
Карина растерянно присела. Она не видела последней публикации Саши. Эти двое, муж и сын, затоптали в ней и восторги, и восхищения. Затоптали повседневной замызганной жизнью, их неприспособленность уже вышла за рамки раздражения и перешла на новый уровень. Уровень внутреннего протеста, от которого всего шаг до решительной неприязни.
Где же все-таки Саша? Третий день как должен вернуться. Ну пусть задержка из-за «представительских мероприятий» на день. Максимум, на два. Ладно, контрольный срок не вышел. Подождем.
— Так что там за публикация? Лен, у тебя под рукой? — не дожидаясь ответа, Карина выхватила журнал, торопливо перелистала, наткнулась на знакомую фотографию. Вот:
Боюсь, мы встретимся.
Мир тесен.
И случайность
Уже подстерегает,
угадав Предательство.
Господи, о чем это? О ком? Что за чушь? Так, спокойно, что дальше?
Своим венчаньем
Болезненно вонзаются шипы
Венка, что из одной колючей розы.
Куда это он собрался? Ворчу на него, ворчу, а жалею только мысленно. А в его мыслях…
Уж опоясан лоб.
Один цветок
Горит на обруче изогнутого стебля.
Как отвлекает каждый лепесток
От жалящих шипов.
И каплей в землю,
Конечно, упадет моя слеза.
Но это всё потом.
Пока гроза
Сокрыта
Распогодившимся зноем.
Пока одно предчувствие звенит.
И тихим, кратковременным покоем
Мое исчезновение стоит.
Карина застывшими глазами смотрела на Елену.
— Карин, ну Карин, очнись. Это аллегория, метафора, это не то, что ты думаешь!
— А что я думаю?
Непривычно тихий голос подруги напугал Елену.
Саша летел низко, разглядывая витрины магазинов, лица прохожих, чужие гостиные, спальни, дома. Подлетая к бензозаправке, он не успел сманеврировать и ударился головой о бензинную стойку. Напуганный заправщик бросился к Саше и начал обильно поливать его голову чем-то удушливым и тянучим. «Какой странный бензин», — устало подумал Саша, проваливаясь в вязкую бездонную крутизну.
— Мужик, а мужик, ты живой?
Чистый туалет дома литераторов закрывали редко. Например, сегодня. И то потому, что грозились отключить воду на сутки. Матвеич, едва отворив дверь, насторожился. Живые так не валяются. Неудобная поза.
В кармане бедолаги Матвеич нащупал открытый, но не начатый шкалик ликера. Машинально, не понимая, что делает, Матвеич затряс этим шкаликом над лицом Саши, пытаясь попасть ему в рот. Руки не слушались, струи ликера текли по Сашиным щекам, подбородку, шее, никак не попадая в рот. Опомнившись, Матвеич бросился к телефону.
— Хватит, — сказал Владимир, оборвав Сашину декламацию. — Absentem laedit, qui cum ebrio litigat[3].
— Я не был пьян тогда!
— И плохо, — ухмыльнулся Владимир. — Все, что ты сотворил достойного — все это с помощью Бахуса. А сюда попал по трезвости — вот и суди по частям о своей «истине». A minori ad majus[4].
Саша вошел в нашу компанию внезапно и растерянно. Владимир уже перелопатил своей извращенной мыслью главные ступени Сашиной жизни. Здесь забавно наблюдать за курьезной трансформацией прибывающих. Потому и Владимир потешается как над Сашиной растерянностью, так и над его напыщенностью.
И все-таки Сашу мы встретили как долгожданного друга. Его прибытию не удивился никто, даже он сам.
— Уже? — только и произнес. — Так это был не бензин? Это был ликер?
— Давай, поэт, располагайся, — Владимир, как опытный проводник, начал вводить новопришедшего в свод тех нехитрых правил, которые не сразу осваивают попавшие сюда так внезапно. — Не удручай себя вопросами: мол, мы тебя знаем, ты нас — нет. Это сейчас тебе непонятно. Привыкнешь и не удивишься, поэт, когда скоро услышишь собственные стихи. Например:
Василий решил, что ты про него писал. Нет? А откуда ты знаешь? Помнишь, как посетили тебя эти строки? Будто кто-то подсказал, да? А может, и подсказал.
Карина ждала подруг. Последние дни тянулись как одно большое испытание. Сначала она боялась входить в Сашину комнату. Но, однажды решившись, уже не выходила оттуда часами. Размышляя, перебирая вещи, записи и стихи, Карина не находила ничего, что могло бы привязать их друг к другу надолго и прочно.
Неудачный брак, неудачная жизнь. «Я его тихо ненавижу», — эту фразу, как заученную пословицу, Карина повторяла подругам, сестре, сыну.
Скомканные похороны не задели ни тревогой, ни слезами. Облокотясь на Никиту, Карина пристроилась гостьей на этом горьком мероприятии, спешно сооруженном писательской организацией. И всё. Уже вечером, прощаясь с Никитой, Карина посетовала:
— Надо бы друзьям сообщить, не чужой все-таки…
— А любопытно, поэт, вдова о тебе печалится. И подругам своим не поплакалась. О Василии больше грустит, подругу утешая, чем о тебе. Иль не обидно? — поехидничал по привычке Владимир.
…Рано лишившись матери, Карина искала в окружающих убежище, куда можно забиться и отдохнуть. Этим убежищем должен был стать со временем ее дом, возглавить который должен был Он. Красивый и выдающийся, умный, современный, вызывающий зависть окружающих. Она выискивала партнера по жизни долго и тщательно. Искала его глазами и еще чем-то внутренним, непонятным.
Книга про взросление и тело для мальчиков и девочек с аутизмом и другими особенностями психического развития. Это демоверсия печатной книги для того, чтобы родители могли посмотреть и не бояться говорить на сложные темы со своими детьми)
Я был примерным студентом, хорошим парнем из благополучной московской семьи. Плыл по течению в надежде на счастливое будущее, пока в один миг все не перевернулось с ног на голову. На пути к счастью мне пришлось отказаться от привычных взглядов и забыть давно вбитые в голову правила. Ведь, как известно, настоящее чувство не может быть загнано в рамки. Но, начав жить не по общепринятым нормам, я понял, как судьба поступает с теми, кто позволил себе стать свободным. Моя история о Москве, о любви, об искусстве и немного обо всех нас.
Сергей Носов – прозаик, драматург, автор шести романов, нескольких книг рассказов и эссе, а также оригинальных работ по психологии памятников; лауреат премии «Национальный бестселлер» (за роман «Фигурные скобки») и финалист «Большой книги» («Франсуаза, или Путь к леднику»). Новая книга «Построение квадрата на шестом уроке» приглашает взглянуть на нашу жизнь с четырех неожиданных сторон и узнать, почему опасно ночевать на комаровской даче Ахматовой, где купался Керенский, что происходит в голове шестиклассника Ромы и зачем автор этой книги залез на Александровскую колонну…
Сергей Иванов – украинский журналист и блогер. Родился в 1976 году в городе Зимогорье Луганской области. Закончил юридический факультет. С 1998-го по 2008 г. работал в прокуратуре. Как пишет сам Сергей, больше всего в жизни он ненавидит государство и идиотов, хотя зарабатывает на жизнь, ежедневно взаимодействуя и с тем, и с другим. Широкую известность получил в период Майдана и во время так называемой «русской весны», в присущем ему стиле описывая в своем блоге события, приведшие к оккупации Донбасса. Летом 2014-го переехал в Киев, где проживает до сих пор. Тексты, которые вошли в этот сборник, были написаны в период с 2011-го по 2014 г.
В городе появляется новое лицо: загадочный белый человек. Пейл Арсин — альбинос. Люди относятся к нему настороженно. Его появление совпадает с убийством девочки. В Приюте уже много лет не происходило ничего подобного, и Пейлу нужно убедить целый город, что цвет волос и кожи не делает человека преступником. Роман «Белый человек» — история о толерантности, отношении к меньшинствам и социальной справедливости. Категорически не рекомендуется впечатлительным читателям и любителям счастливых финалов.
Кто продал искромсанный холст за три миллиона фунтов? Кто использовал мертвых зайцев и живых койотов в качестве материала для своих перформансов? Кто нарушил покой жителей уральского города, устроив у них под окнами новую культурную столицу России? Не знаете? Послушайте, да вы вообще ничего не знаете о современном искусстве! Эта книга даст вам возможность ликвидировать столь досадный пробел. Титанические аферы, шизофренические проекты, картины ада, а также блестящая лекция о том, куда же за сто лет приплыл пароход современности, – в сатирической дьяволиаде, написанной очень серьезным профессором-филологом. А началось все с того, что ясным мартовским утром 2009 года в тихий город Прыжовск прибыл голубоглазый галерист Кондрат Евсеевич Синькин, а за ним потянулись и лучшие силы актуального искусства.
Один из главных «героев» романа — время. Оно властно меняет человеческие судьбы и названия улиц, перелистывая поколения, словно страницы книги. Время своенравно распоряжается судьбой главной героини, Ирины. Родила двоих детей, но вырастила и воспитала троих. Кристально честный человек, она едва не попадает в тюрьму… Когда после войны Ирина возвращается в родной город, он предстает таким же израненным, как ее собственная жизнь. Дети взрослеют и уже не помнят того, что знает и помнит она. Или не хотят помнить? — Но это означает, что внуки никогда не узнают о прошлом: оно ускользает, не оставляя следа в реальности, однако продолжает жить в памяти, снах и разговорах с теми, которых больше нет.
Роман «Жили-были старик со старухой», по точному слову Майи Кучерской, — повествование о судьбе семьи староверов, заброшенных в начале прошлого века в Остзейский край, там осевших, переживших у синего моря войны, разорение, потери и все-таки выживших, спасенных собственной верностью самым простым, но главным ценностям. «…Эта история захватывает с первой страницы и не отпускает до конца романа. Живые, порой комичные, порой трагические типажи, „вкусный“ говор, забавные и точные „семейные словечки“, трогательная любовь и великое русское терпение — все это сразу берет за душу.
Роман «Время обнимать» – увлекательная семейная сага, в которой есть все, что так нравится читателю: сложные судьбы, страсти, разлуки, измены, трагическая слепота родных людей и их внезапные прозрения… Но не только! Это еще и философская драма о том, какова цена жизни и смерти, как настигает и убивает прошлое, недаром в названии – слова из Книги Екклесиаста. Это повествование – гимн семье: объятиям, сантиментам, милым пустякам жизни и преданной взаимной любви, ее единственной нерушимой основе. С мягкой иронией автор рассказывает о нескольких поколениях питерской интеллигенции, их трогательной заботе о «своем круге» и непременном культурном образовании детей, любви к литературе и музыке и неприятии хамства.
Великое счастье безвестности – такое, как у Владимира Гуркина, – выпадает редкому творцу: это когда твое собственное имя прикрыто, словно обложкой, названием твоего главного произведения. «Любовь и голуби» знают все, они давно живут отдельно от своего автора – как народная песня. А ведь у Гуркина есть еще и «Плач в пригоршню»: «шедевр русской драматургии – никаких сомнений. Куда хочешь ставь – между Островским и Грибоедовым или Сухово-Кобылиным» (Владимир Меньшов). И вообще Гуркин – «подлинное драматургическое изумление, я давно ждала такого национального, народного театра, безжалостного к истории и милосердного к героям» (Людмила Петрушевская)