Хроники Птеродактиля - [14]
Настя возилась с утюгом, перегретое зеркало которого еще в прошлый раз расплавило вискозную ткань, да так, что скобли не скобли — гладить невозможно.
— Тебе что, денег не хватает? Выброси утюг и успокойся.
Настя дернулась и расплылась в улыбке:
— Ах ты, мой добытчик, ах ты, мой котяра. Васька-кот-антрекот, вот!
Настя схватила Василия за руку, потянула к дивану и, перекатившись вместе с ним к середине, замерла, расслабленно внюхиваясь в прижатое тело.
Ох, уж эта Настасья. Всегда ее тянуло куда-то… в пограничную зону. Где еще не тюрьма, но уже не Закон. Надо же додуматься: воровать в семидесятые, да с «почтового ящика»! И воровать не что-нибудь, а спирт, чистейший спирт. Настасью надо было видеть: бюст на заказ. Не шьют такие размеры для розницы! Такая грудь должна приносить доход. Или уносить что-нибудь. Например, спирт из лаборатории. В соответствующей посуде, под грудью.
Это был редкий период социалистического изобилия и натурального обмена, где спирт легко выступал в роли всеобщего эквивалента. Вася с тоской вспоминает то время. Его уважали, с ним считались. Он даже думал, что его любят. Например, жена Анастасия. Что не любить-то? Вытащил ее из коммуналки, одел-обул во все заграничное. Свою фамилию дал — Пархоменко, полностью закрыв этим ее «пятый пункт». Глаза у Настасьи зеленые, волосы рыжие, веснушки и… грудь.
Как-то пришел сосед за чесноком, а на диване заказ из «Грации» с ее бюстгальтерами. Такого лица у соседа Вася не видел, даже когда в семидесятом наши футболисты забили мяч в собственные ворота.
— Дай на минутку, только брату покажу, — завизжал сосед, вгоняя Василия в гордость…
Эх, много чего было в их жизни. Дочка, Танечка, не унаследовала от матери ни бюста, ни хитрости. Простофиля, прости Господи. Так и приходится тянуть лямку. Больше для дочки и внучат. Настасья не дает на себе ездить: хочешь жить — крутись. Так и крутишься. При социализме было спокойней — в подъездах не стреляли.
Телефонный звонок заставил вздрогнуть. «Ну вот…» — обреченно подумал Вася. Посмотрел вниз: девятый этаж.
…Он летел, и ему казалось, что снег поднимается снизу вверх, ему навстречу. Удивляло растянувшееся время, позволившее осознать разницу в скорости свободного падения снега и его человеческой массы. Затем, еще не достигнув земли, он подумал, что почему-то не холодно… лететь полураздетым. И уж совсем непонятно, почему считается, что люди, выпавшие из окна девятого этажа, умирают раньше, чем коснутся земли. Умирают от страха. Ему, Василию, страшно не было. Первый раз ему было не страшно, а хорошо и спокойно. Прошел час после того, как Василий Пархоменко не снял трубку. Его тело так и лежало, медленно припорашиваясь снегом. Случайный прохожий прошел бы мимо, если бы не собака. Она заскулила, поджимая хвост, прося глазами помощи и понимания. Вскоре еще не успевшее окоченеть тело принимал морг № 4. Неподалеку от Бауманской. Морг, куда попадают бомжи.
Днем Надя не любила телефон. Ее помощница, привыкшая к постоянной занятости начальницы, умело разводила звонки в разных направлениях, выделяя только нужных клиентов.
— По какому вопросу? — в ответ молчаливый всхлип и отбой.
— Ну что там? Что за растерянность? — недовольно проворчала Надежда.
— Плачут, Надежда Петровна.
Следующий звонок насторожил Надежду. Рука сама потянулась к трубке.
— Надя, — простонала Настя, — Васька умер. Приезжай. Ленку не могу отыскать, и Каринка не отзывается. Не знаю, как сказать Танечке.
— Отойди от зеркала, — завтра похороны, зеркало не закрыто. Непорядок.
— Ты хоть и брат Василию, да совсем на него не похож. Он рассмеялся бы на эти предрассудки. Вася, Вася. Хоть приснись мне! Ну как узнать, случайно ты из окна выпал или помог кто? Не поверю, что сам руки на себя наложил. Не поверю!
Настя не плакала. Она сидела, раскачиваясь из стороны в сторону, пытаясь уразуметь случившееся. Не хотелось вспоминать последние дни. Потому что, вдумываясь в некоторые события, можно и кое-что понять.
«Не буду трогать его вещи, пока не пройдут сороковины», — не сознаваясь себе, Анастасия оттягивала возможность обнаружить что-то непонятное. И это непонятное могло породить неизбежные вопросы, ответы на которые, по ее внутреннему чутью, могли бы огорчить, а то и напугать.
Таня как примерная дочь ходила по пятам, выказывая участие, сочувствие, угнетенность и почти страдание. Брат Василия расторопно хозяйничал, освободив женщин от необходимых дел, связанных с похоронами, документами и походами в разного рода присутственные места.
— Я автобус заказал, мало ли кто придет еще — чтобы всем хватило. Поминать будем там же, на кладбище. У них все предусмотрено. Есть зал специальный. А вот часть продуктов и спиртное — с собой. Нечего деньгами сорить. Еще узнаете, каково оно — без Василия-то.
В хлопотах и разговорах прошел вечер. Перед сном Настя долго выбирала платье на завтра. Совсем черного не было. Остановилась на темно-фиолетовом. «Вдовий цвет, — подумалось мимоходом, — ничего, мне идет».
К утру подморозило. Буднично рассаживались в автобус. Желающих проститься с Василием оказалось много, мест едва хватило. Настя с благодарностью посмотрела на родственников: некоторые искренне плакали. Достав батистовый платочек и стараясь не размазать макияж, Настя всхлипнула, обняла Танюшку… и в этот миг почувствовала тревогу. Тревога имела направление. Медленно повернув голову в сторону последних сидений, Настя зажмурилась. Ей показалась, что чьи-то глаза впились в ее лицо. На нее пристально смотрел чужой мужчина. Он был чужим и для Настиной семьи, и для родных Василия; он не мог быть ничьим знакомым.
Книга про взросление и тело для мальчиков и девочек с аутизмом и другими особенностями психического развития. Это демоверсия печатной книги для того, чтобы родители могли посмотреть и не бояться говорить на сложные темы со своими детьми)
Легкая работа, дом и «пьяные» вечера в ближайшем баре… Безрезультатные ставки на спортивном тотализаторе и скрытое увлечение дорогой парфюмерией… Унылая жизнь Максима не обещала в будущем никаких изменений.Случайная мимолетная встреча с самой госпожой Фортуной в невзрачном человеческом обличье меняет судьбу Максима до неузнаваемости. С того дня ему безумно везет всегда и во всем. Но Фортуна благоволит лишь тем, кто умеет прощать и помогать. И стоит ему всего лишь раз подвести ее ожидания, как она тут же оставит его, чтобы превратить жизнь в череду проблем и разочарований.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Секреты успеха и выживания сегодня такие же, как две с половиной тысячи лет назад.Китай. 482 год до нашей эры. Шел к концу период «Весны и Осени» – время кровавых междоусобиц, заговоров и ожесточенной борьбы за власть. Князь Гоу Жиан провел в плену три года и вернулся домой с жаждой мщения. Вскоре план его изощренной мести начал воплощаться весьма необычным способом…2004 год. Российский бизнесмен Данил Залесный отправляется в Китай для заключения важной сделки. Однако все пошло не так, как планировалось. Переговоры раз за разом срываются, что приводит Данила к смутным догадкам о внутреннем заговоре.
Все, что казалось простым, внезапно становится сложным. Любовь обращается в ненависть, а истина – в ложь. И то, что должно было выплыть на поверхность, теперь похоронено глубоко внутри.Это история о первой любви и разбитом сердце, о пережитом насилии и о разрушенном мире, а еще о том, как выжить, черпая силы только в самой себе.Бестселлер The New York Times.
Из чего состоит жизнь молодой девушки, решившей стать стюардессой? Из взлетов и посадок, встреч и расставаний, из калейдоскопа городов и стран, мелькающих за окном иллюминатора.
Эллен хочет исполнить последнюю просьбу своей недавно умершей бабушки – передать так и не отправленное письмо ее возлюбленному из далекой юности. Девушка отправляется в городок Бейкон, штат Мэн – искать таинственного адресата. Постепенно она начинает понимать, как много секретов долгие годы хранила ее любимая бабушка. Какие встречи ожидают Эллен в маленьком тихом городке? И можно ли сквозь призму давно ушедшего прошлого взглянуть по-новому на себя и на свою жизнь?
Один из главных «героев» романа — время. Оно властно меняет человеческие судьбы и названия улиц, перелистывая поколения, словно страницы книги. Время своенравно распоряжается судьбой главной героини, Ирины. Родила двоих детей, но вырастила и воспитала троих. Кристально честный человек, она едва не попадает в тюрьму… Когда после войны Ирина возвращается в родной город, он предстает таким же израненным, как ее собственная жизнь. Дети взрослеют и уже не помнят того, что знает и помнит она. Или не хотят помнить? — Но это означает, что внуки никогда не узнают о прошлом: оно ускользает, не оставляя следа в реальности, однако продолжает жить в памяти, снах и разговорах с теми, которых больше нет.
Роман «Жили-были старик со старухой», по точному слову Майи Кучерской, — повествование о судьбе семьи староверов, заброшенных в начале прошлого века в Остзейский край, там осевших, переживших у синего моря войны, разорение, потери и все-таки выживших, спасенных собственной верностью самым простым, но главным ценностям. «…Эта история захватывает с первой страницы и не отпускает до конца романа. Живые, порой комичные, порой трагические типажи, „вкусный“ говор, забавные и точные „семейные словечки“, трогательная любовь и великое русское терпение — все это сразу берет за душу.
Роман «Время обнимать» – увлекательная семейная сага, в которой есть все, что так нравится читателю: сложные судьбы, страсти, разлуки, измены, трагическая слепота родных людей и их внезапные прозрения… Но не только! Это еще и философская драма о том, какова цена жизни и смерти, как настигает и убивает прошлое, недаром в названии – слова из Книги Екклесиаста. Это повествование – гимн семье: объятиям, сантиментам, милым пустякам жизни и преданной взаимной любви, ее единственной нерушимой основе. С мягкой иронией автор рассказывает о нескольких поколениях питерской интеллигенции, их трогательной заботе о «своем круге» и непременном культурном образовании детей, любви к литературе и музыке и неприятии хамства.
Великое счастье безвестности – такое, как у Владимира Гуркина, – выпадает редкому творцу: это когда твое собственное имя прикрыто, словно обложкой, названием твоего главного произведения. «Любовь и голуби» знают все, они давно живут отдельно от своего автора – как народная песня. А ведь у Гуркина есть еще и «Плач в пригоршню»: «шедевр русской драматургии – никаких сомнений. Куда хочешь ставь – между Островским и Грибоедовым или Сухово-Кобылиным» (Владимир Меньшов). И вообще Гуркин – «подлинное драматургическое изумление, я давно ждала такого национального, народного театра, безжалостного к истории и милосердного к героям» (Людмила Петрушевская)