Хроники Нордланда: Кровь Лары - [64]

– Уничтожить Мера невозможно! – Перебил его эльф. – Я не пойду бороться с нею, даже я не пойду! Её оружие не только Орда, её оружие – ужас, который наполняет землю вокруг неё. С этим ужасом бороться невозможно!

– Это да. – Помрачнел Фёдор. – Кто ходил на Чёрную Кому, те говорили, что нельзя дальше идти, чем ближе к Коме, значит, тем страшнее, и от страха этого руки-ноги отнимаются и голова болью исходит… А кто превозмогал и дальше шёл, те умом трогались и сами себя того… порешили все.

– И всё-таки что-то сделать с нею можно. – Не сдавался Гэбриэл. – Страж этот сможет, в конце-то концов! Ты сам говоришь, он нам не чужой!

– Если он не сделал этого до сих пор, – заметил эльф, – значит, ему это не нужно. Возможно, он бережёт от людей Ивеллон… мы не знаем его планов. Но ты можешь попросить. ОДНУ твою просьбу он исполнит.

– Да я уже… – Гэбриэл смешался. И подумал: «А может, Гарет?!».

Мария, очнувшись в очередной каюте, слышала весь этот разговор – слышимость на судне была хорошая, и само судно было поменьше «Речной жемчужины». Чувства он в ней породил странные и противоречивые. Гор говорил и смеялся совсем не так, как в Садах Мечты, настолько, что девушка не узнавала его и пугалась собственных ощущений. Она помнила всё, что случилось до того, как она лишилась чувств, и понимала, что побоев не было, напротив, о ней снова позаботились и устроили с непривычным комфортом. И робкая, пугливая надежда всё-таки постучалась в её измученное сердце. А что, если… И когда Гор… Гэбриэл, – вошёл к ней какое-то время спустя, она уже не сжалась вся, а с напряжением, недоверчиво, но взглянула на него.

И поразилась тому, как изменилось и его лицо! С короткой стрижкой, загоревший, с веснушками на переносице, он выглядел и моложе, и проще, и добрее. И глаза, у него были совсем другие глаза! Нет, это были глаза не Гора! Тот смотрел устало, презрительно, холодно и тяжело, а этот смотрел так, что от теплоты и мягкости его взгляда Марии стало тепло и так… так странно, что захотелось заплакать и прижаться к нему – что она и сделала, когда он присел подле неё и сам её обнял.

– Вот и хорошо… – Шептал он, баюкая и лаская её. – Поплачь, девочка моя, поплачь… И забудь всё плохое, хорошо?.. Всё теперь хорошо будет, обещаю, всё будет отлично просто… Ты и не представляешь, что я теперь могу!.. Как там наш ребёночек, не шевелится ещё?.. Сил нет, как хочется на него поскорее посмотреть! Уж он-то не будет, как мы, страдать и мучиться! Он будет счастливым, любимым и весёлым… Всегда, обещаю! Я зубами загрызу любого, кто будет вам угрожать… Голыми руками порву, но не дам вас в обиду!!! Так что забудь все свои беды, милое мое, родное сердечко, не бойся больше ничего, никогда ничего не бойся!!!

Испытав такое унижение от руссов, Корнелий пребывал в ярости, за которой скрывался нешуточный страх. В глазах его верной паствы проповеднику начал чудиться огонёк сомнения, ему казалось, что люди больше не верят ему. До этого момента к нему каждый день примыкали всё новые и новые сторонники, люди шли из Анвалона и Далвегана, и новые эти люди нужны были Корнелию пуще хлеба и воды. Каждый день он требовал точного количества своей паствы, и если в первые дни его радовала каждая новая единица, то теперь он жадно ожидал новый десяток. После провального похода на Русский Север Корнелию мерещилось, что людской поток вот-вот иссякнет. Он не мог этого допустить! Требовалось немедленно, каким угодно способом, вернуть уважение и восхищение, укрепить пошатнувшийся авторитет. И Корнелий истово и показательно молился, молился день и ночь, отказывался от еды и питья, испрашивая у Бога помощи и наставления, и его паства молилась вместе с ним.

– Где я согрешил против Тебя?! – Исступлённо вопрошал Корнелий. – Где был неусерден, что упустил?! За что опустил ты карающую длань на темя мое?!

И ответ пришёл. В один прекрасный день в его лагерь на речке Клоповке, впадающей в Лав, прибыл молодой рыцарь Енох Шрамм, сын сестры Лайнела Еннера, Лайзы, ныне покойной.

– В землях моего дяди, – пожаловался он, – спасения нет от срама! Девки совсем стыд потеряли. Побережье и эльфы рядом, и им там словно мёдом намазано… – Енох был влюблён в одну бойкую горожаночку, которая, по достоверным слухам, предпочла потерять невинность с эльфом, а не с ним. Этот прискорбный случай подстегнул его религиозное рвение, и, поссорившись с дядей, Енох направился прямиком к Корнелию, горя жаждой реванша.

И Корнелия осенило: вот оно!!! Да как же он сразу-то этого не увидел?! Как слеп же он был!!!

– И сказал мне Господь, и как гром с ясного неба был глас его! – Надрывался он уже несколько минут спустя, и паства слушала его с обнажёнными головами, стоя под мелким дождичком. – А всё ли ты сделал здесь, на этой несчастной, осквернённой земле, прежде, чем идти на еретиков и слуг дьявола? Нет!!! Самое гнездо разврата, самые рассадники прелюбодейства и срама, эти современные Содом и Гоморру, Фьёсангервен и Харм, почему ты не покарал?! Ибо на них указывает перст гнева моего, и прежде, чем очистишь свою землю, земли еретиков закрыты для тебя!!! Исполним волю Его, братья, дети мои!!! Уничтожим срам и разврат!!! В нами Бог!!!