Хроники незабытых дней - [49]

Шрифт
Интервал

Оказывается, в Москве прошла всего неделя. Время текло в обычном режиме. Среднестатистический гражданин успел один раз сходить в баню, раз в кино и дважды приголубить жену. А я прожил ещё одну жизнь.

Второе путешествие

Скажу честно, Африка, о которой мечтал, разочаровала меня. Даже снившийся в детстве лес оказался другим. Так порой происходит в жизни, женщина о которой грезил и наконец добился, оказывается не стоит затраченных усилий. Любви не получилось.

Сейчас, при слове Африка, память как камертон, отзывается только одной картинкой — отрезок шоссе после Ибадана, а в ушах звенит Крис Ри с его ностальгической «Road to Hell». И дело не в климате или бытовых проблемах, Индия тоже не сахар, однако влечёт к себе снова и снова. Как-то на досуге подсчитал, что провёл в этой стране почти шесть лет, летал туда более сорока раз.

Справочно (об Индии)

Помню Индию в апреле и мае — выжженные беспощадным солнцем рисовые поля превращены в такыр, а воздух, наполненный тонкой, как пудра пылью, обжигает горло. Не приносят облегчения первые июньские дожди, которые испаряются, не успев долететь до раскалённой земли, и влажность достигает ста процентов. В июле другая напасть. Пересохшие русла рек наполняются водой и превращаются в мутные потоки, тёплые ливни льют без перерыва, как на Венере и любая царапина на коже превращается в незаживающую ранку. В августе муссоны слабеют, дышать ещё трудно, зато любая сухая палка, воткнутая в землю, вдруг начинает цвести. Всего-то четыре, максимум пять месяцев комфортной жизни в году. Я не мазохист, однако готов бросить всё и лететь в Индию в любой сезон. Исколесил её всю — от песков Гуджарата до болот Ориссы, от предгорий Гималаев до храмов мыса Каморин и везде мне было хорошо. Что это, магнетизм Востока, о котором писал «апологет английского колониализма» Р. Киплинг

В мрачном Лондоне узнал я
Поговорку моряков,
Кто услышал зов Востока,
Не забудет этот зов.

А может быть просто там много неба?

Оно в Индии бездонно и даже в муссоны многоэтажные, пламенеющие закатным солнцем облака, не могут скрыть его глубину.


Пора вернуться к Африке. Между двумя командировками в Нигерию прошёл ровно год. Был он весь какой-то мерзопакостный — не ладилось в стране, на работе и дома. Летом выклянчил две недели отпуска и поехал с женой в Симеиз. С питанием в Крыму всегда было неважно, но в тот год особенно. В столовых только плохо обритые гусиные шеи и тошнотворные рыбные котлеты с разваренными макаронами.

Вечером возле кинотеатра собирались группки озлобленных крымских татар, приехавших из Казахстана взглянуть на родные дома.

Всю осень мотался по командировкам, особенно замучили подготовки к ним и последующие отчёты. В сентябре летал в Ташкент — официально в качестве наблюдателя от Агентства, а на самом деле по делам «конторы». Там проводился Конгресс прогрессивных писателей стран Азии и Африки. Горячительные напитки текли рекой, едва передвигавшихся «прогрессивных» с великой помпой возили также в Хиву и Бухару. Впервые увидел жемчужину Средней Азии — Самарканд.

Октябрь прошёл в суете и нервотрёпке, я отвечал за участие Агентства во Франкфуртской книжной ярмарке — важнейшем ежегодном событии в мире книгоиздания и книготорговли. В последний момент силовым приёмом Миша буквально воткнул меня в состав делегации. С Питером Хаасом встречаться там запретили. Случайно увидев его на приёме у мэра Франкфурта, я издали помахал рукой и смылся. Вместе с приветом от меня ему передали приглашение Агентства посетить Москву. О его последующем приезде в Москву и встрече с ним я уже упоминал.

В конце декабря пришлось вместе с Мишей сопровождать весьма важную для нас делегацию французских издателей в Ереван.

Все эти командировки были полны интересных встреч и неожиданных ситуаций и тянут страниц на пятьдесят воспоминаний каждая. Однако время ещё не пришло. Не созрел. Я говорю о них, чтобы объяснить читателю, почему к концу года чувствовал себя на грани нервного срыва.

Работа перестала приносить удовлетворение. В Агентстве началась свистопляска со сменой руководства, что отразилось и на моём отделе. Вообще вся организация постепенно превращалась в «кладбище слонов». Опытных профессионалов заменяли спившиеся аппаратчики из ЦК, проштрафившиеся дипломаты и всевозможные родственники. Мне в отдел, несмотря на протесты, сунули зятя секретаря обкома, дочь посла, молодую вдову бывшего крупного генерала, а под них добавили новые функции. Работать новички не умели, а учиться не желали. Отдел становился неуправляемым.

В довершение всех бед меня избрали членом партбюро, после чего времени на отдых практически не оставалось. Начали ломаться четырёхлетней давности «жигули», их починка обходилась с каждым годом всё дороже и тоже требовала времени. Устав от проблем на работе, партийной нагрузки и бытовых неурядиц, всё чаще вспоминал об Индии. Хотелось скрыться от этого бардака на год, а лучше на два, тем более, что здоровье родителей пока это позволяло. В семье брата рос сынишка Юлик, и они были счастливы. Видя моё состояние, в январе Миша организовал недельную путёвку в какой-то подмосковный дом отдыха. Там предоставили отдельный домик, где я мог побыть один, кое-что почитать и запомнить для предстоящей командировки в Нигерию.


Рекомендуем почитать
И всегда — человеком…

В декабре 1971 года не стало Александра Трифоновича Твардовского. Вскоре после смерти друга Виктор Платонович Некрасов написал о нем воспоминания.


Конвейер ГПУ

Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.


Мир мой неуютный: Воспоминания о Юрии Кузнецове

Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.


История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 10

«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».


История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 5

«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.


Борис Львович Розинг - основоположник электронного телевидения

Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.