Хроники незабытых дней - [49]

Шрифт
Интервал

Оказывается, в Москве прошла всего неделя. Время текло в обычном режиме. Среднестатистический гражданин успел один раз сходить в баню, раз в кино и дважды приголубить жену. А я прожил ещё одну жизнь.

Второе путешествие

Скажу честно, Африка, о которой мечтал, разочаровала меня. Даже снившийся в детстве лес оказался другим. Так порой происходит в жизни, женщина о которой грезил и наконец добился, оказывается не стоит затраченных усилий. Любви не получилось.

Сейчас, при слове Африка, память как камертон, отзывается только одной картинкой — отрезок шоссе после Ибадана, а в ушах звенит Крис Ри с его ностальгической «Road to Hell». И дело не в климате или бытовых проблемах, Индия тоже не сахар, однако влечёт к себе снова и снова. Как-то на досуге подсчитал, что провёл в этой стране почти шесть лет, летал туда более сорока раз.

Справочно (об Индии)

Помню Индию в апреле и мае — выжженные беспощадным солнцем рисовые поля превращены в такыр, а воздух, наполненный тонкой, как пудра пылью, обжигает горло. Не приносят облегчения первые июньские дожди, которые испаряются, не успев долететь до раскалённой земли, и влажность достигает ста процентов. В июле другая напасть. Пересохшие русла рек наполняются водой и превращаются в мутные потоки, тёплые ливни льют без перерыва, как на Венере и любая царапина на коже превращается в незаживающую ранку. В августе муссоны слабеют, дышать ещё трудно, зато любая сухая палка, воткнутая в землю, вдруг начинает цвести. Всего-то четыре, максимум пять месяцев комфортной жизни в году. Я не мазохист, однако готов бросить всё и лететь в Индию в любой сезон. Исколесил её всю — от песков Гуджарата до болот Ориссы, от предгорий Гималаев до храмов мыса Каморин и везде мне было хорошо. Что это, магнетизм Востока, о котором писал «апологет английского колониализма» Р. Киплинг

В мрачном Лондоне узнал я
Поговорку моряков,
Кто услышал зов Востока,
Не забудет этот зов.

А может быть просто там много неба?

Оно в Индии бездонно и даже в муссоны многоэтажные, пламенеющие закатным солнцем облака, не могут скрыть его глубину.


Пора вернуться к Африке. Между двумя командировками в Нигерию прошёл ровно год. Был он весь какой-то мерзопакостный — не ладилось в стране, на работе и дома. Летом выклянчил две недели отпуска и поехал с женой в Симеиз. С питанием в Крыму всегда было неважно, но в тот год особенно. В столовых только плохо обритые гусиные шеи и тошнотворные рыбные котлеты с разваренными макаронами.

Вечером возле кинотеатра собирались группки озлобленных крымских татар, приехавших из Казахстана взглянуть на родные дома.

Всю осень мотался по командировкам, особенно замучили подготовки к ним и последующие отчёты. В сентябре летал в Ташкент — официально в качестве наблюдателя от Агентства, а на самом деле по делам «конторы». Там проводился Конгресс прогрессивных писателей стран Азии и Африки. Горячительные напитки текли рекой, едва передвигавшихся «прогрессивных» с великой помпой возили также в Хиву и Бухару. Впервые увидел жемчужину Средней Азии — Самарканд.

Октябрь прошёл в суете и нервотрёпке, я отвечал за участие Агентства во Франкфуртской книжной ярмарке — важнейшем ежегодном событии в мире книгоиздания и книготорговли. В последний момент силовым приёмом Миша буквально воткнул меня в состав делегации. С Питером Хаасом встречаться там запретили. Случайно увидев его на приёме у мэра Франкфурта, я издали помахал рукой и смылся. Вместе с приветом от меня ему передали приглашение Агентства посетить Москву. О его последующем приезде в Москву и встрече с ним я уже упоминал.

В конце декабря пришлось вместе с Мишей сопровождать весьма важную для нас делегацию французских издателей в Ереван.

Все эти командировки были полны интересных встреч и неожиданных ситуаций и тянут страниц на пятьдесят воспоминаний каждая. Однако время ещё не пришло. Не созрел. Я говорю о них, чтобы объяснить читателю, почему к концу года чувствовал себя на грани нервного срыва.

Работа перестала приносить удовлетворение. В Агентстве началась свистопляска со сменой руководства, что отразилось и на моём отделе. Вообще вся организация постепенно превращалась в «кладбище слонов». Опытных профессионалов заменяли спившиеся аппаратчики из ЦК, проштрафившиеся дипломаты и всевозможные родственники. Мне в отдел, несмотря на протесты, сунули зятя секретаря обкома, дочь посла, молодую вдову бывшего крупного генерала, а под них добавили новые функции. Работать новички не умели, а учиться не желали. Отдел становился неуправляемым.

В довершение всех бед меня избрали членом партбюро, после чего времени на отдых практически не оставалось. Начали ломаться четырёхлетней давности «жигули», их починка обходилась с каждым годом всё дороже и тоже требовала времени. Устав от проблем на работе, партийной нагрузки и бытовых неурядиц, всё чаще вспоминал об Индии. Хотелось скрыться от этого бардака на год, а лучше на два, тем более, что здоровье родителей пока это позволяло. В семье брата рос сынишка Юлик, и они были счастливы. Видя моё состояние, в январе Миша организовал недельную путёвку в какой-то подмосковный дом отдыха. Там предоставили отдельный домик, где я мог побыть один, кое-что почитать и запомнить для предстоящей командировки в Нигерию.


Рекомендуем почитать
Александр Грин

Русского писателя Александра Грина (1880–1932) называют «рыцарем мечты». О том, что в человеке живет неистребимая потребность в мечте и воплощении этой мечты повествуют его лучшие произведения – «Алые паруса», «Бегущая по волнам», «Блистающий мир». Александр Гриневский (это настоящая фамилия писателя) долго искал себя: был матросом на пароходе, лесорубом, золотоискателем, театральным переписчиком, служил в армии, занимался революционной деятельностью. Был сослан, но бежал и, возвратившись в Петербург под чужим именем, занялся литературной деятельностью.


Из «Воспоминаний артиста»

«Жизнь моя, очень подвижная и разнообразная, как благодаря случайностям, так и вследствие врожденного желания постоянно видеть все новое и новое, протекла среди таких различных обстановок и такого множества разнообразных людей, что отрывки из моих воспоминаний могут заинтересовать читателя…».


Бабель: человек и парадокс

Творчество Исаака Бабеля притягивает пристальное внимание не одного поколения специалистов. Лаконичные фразы произведений, за которыми стоят часы, а порой и дни титанической работы автора, их эмоциональность и драматизм до сих пор тревожат сердца и умы читателей. В своей уникальной работе исследователь Давид Розенсон рассматривает феномен личности Бабеля и его альтер-эго Лютова. Где заканчивается бабелевский дневник двадцатых годов и начинаются рассказы его персонажа Кирилла Лютова? Автобиографично ли творчество писателя? Как проявляется в его мировоззрении и работах еврейская тема, ее образность и символика? Кроме того, впервые на русском языке здесь представлен и проанализирован материал по следующим темам: как воспринимали Бабеля его современники в Палестине; что писала о нем в 20-х—30-х годах XX века ивритоязычная пресса; какое влияние оказал Исаак Бабель на современную израильскую литературу.


Туве Янссон: работай и люби

Туве Янссон — не только мама Муми-тролля, но и автор множества картин и иллюстраций, повестей и рассказов, песен и сценариев. Ее книги читают во всем мире, более чем на сорока языках. Туула Карьялайнен провела огромную исследовательскую работу и написала удивительную, прекрасно иллюстрированную биографию, в которой длинная и яркая жизнь Туве Янссон вплетена в историю XX века. Проведя огромную исследовательскую работу, Туула Карьялайнен написала большую и очень интересную книгу обо всем и обо всех, кого Туве Янссон любила в своей жизни.


Переводчики, которым хочется сказать «спасибо»

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


С винтовкой и пером

В ноябре 1917 года солдаты избрали Александра Тодорского командиром корпуса. Через год, находясь на партийной и советской работе в родном Весьегонске, он написал книгу «Год – с винтовкой и плугом», получившую высокую оценку В. И. Ленина. Яркой страницей в биографию Тодорского вошла гражданская война. Вступив в 1919 году добровольцем в Красную Армию, он участвует в разгроме деникинцев на Дону, командует бригадой, разбившей антисоветские банды в Азербайджане, помогает положить конец дашнакской авантюре в Армении и выступлениям басмачей в Фергане.