Хроники незабытых дней - [44]
Выслушав эту печальную историю, Дима, привыкший к покою европейских столиц, загрустил, да и мне стало не по себе, вдруг ещё один «оба» отдаст Богу душу? Страсти-мордасти, о которых рассказывал Виктор, как-то не вязались с великолепным пейзажем цветущей саванны. По обеим сторонам дороги шли возделанные поля, посадки риса, плантации маниока и батата, изредка встречались отдельные купы деревьев, преобладали все оттенки зелёного, особенно радовавшие глаз после постылой московской зимы. Порой вдалеке мелькали деревушки, состоявшие из круглых глинобитных домов с коническими крышами, а вдоль дороги цепочкой двигались крестьяне. Впереди как правило шли мужчины, за ними стайкой следовали женщины, почти все с детьми. Малыши были крест-накрест привязаны к спинам, некоторые лихо сидели на крутых бёдрах мамаш. При этом все женщины несли на головах связки хвороста или тяжёлые корзины с продуктами. Негроидная раса всегда отличалась великолепными образцами человеческого тела. Бросались в глаза прекрасно развитая, рельефная мускулатура молодых мужчин и пропорциональное сложение женщин. Восхищала особая пластика их движений.
Виктор, проживший в Нигерии пять лет, с восторгом отзывался о музыкальных способностях африканцев, лёгкостью, с которой они обучаются иностранным языкам и переносят тяжёлые физические нагрузки. По его словам, единственно чего не хватает нигерийцам — это усидчивости.
Пробегающая за окном саванна меня не интересовала. Хотелось увидеть настоящий экваториальный лес, в котором под руководством пятнадцатилетнего капитана блуждали жюль-верновские герои. — Леса пойдут после Ибадана — успокаивал Виктор.
Умиротворяющую буколику пейзажа, портили исковерканные автомобили, валявшиеся в кювете через каждые полкилометра. Их мятые, ржавые кузова, с торчащими в небо дисками колёс, наводили на мысль о только-что прошедших боях. Оборотная сторона нефтедолларового бума последних лет. Судя по всему, молодая умственно неокрепшая буржуазия, нарождающийся средний класс и племенные вожди, недавно пересевшие с мотороллеров и мопедов в современные автомобили, только осваивали новые скорости. Позднее, лет через пятнадцать-двадцать мы наблюдали подобную картину у себя, в России.
Ибадан проскочили быстро. Трущобы окраин сменились коттеджами, окружёнными лужайками с аккуратно подстриженной травой. За ажурными металлическими решётками росли веерные пальмы.
Центр города застроен зданиями типичной англо-колониальной архитектуры начала прошлого века.
Сразу за городом появились отдельные крупные деревья неизвестных мне пород и, наконец, мы въехали в обещанный тропический лес. Громадные стволы, иные прямые как колонны, другие корявые и причудливо изогнутые, застыли в смертельной схватке с оплетающими их толстыми лианами. Серая, влажная лента шоссе, уходила под сумрачный свод листвы, смыкающийся где-то высоко над нами. Не зная почему, но именно эта часть дороги, запечатлелась в подкорке сознания и всё чаще всплывает в памяти.
Я попросил Виктора остановиться, перебрался через кювет и побрёл один в гущу причудливого леса моего детства. Густой подлесок скрывал дорогу, ни звука, ни шелеста листвы. Откуда-то сверху падали редкие крупные капли и, подняв голову, я увидел свисающие с ветвей бороды серо-зелёного мха. Пахло гнилью и как будто грибами. Неожиданно вспомнилось, как герой романа Луи Селена «Путешествие на край ночи» рассказывал о вонючих пиявках, падавших с деревьев в дебрях Конго и прожигавших мясо до кости. Стало как-то зябко и, раздирая колючками брюки, я заспешил назад к машине, без сожаления расставшись с грозно молчащим лесом.
В каком-то безымянном городишке, мы, заправив автомобиль бензином, перекусили заранее приготовленными бутербродами, и отправились осмотреть местный рынок, раскинувшийся вдоль дороги. Нас немедленно обступила стайка мальчишек, державших в вытянутых руках крупных мышеобразных зверьков. Мыши висели вниз головами и отчаянно извивались. «Древесные крысы, — пояснил Виктор, — довольно вкусное мясо».
Избавившись от нахальных продавцов, наткнулись ещё на один живой деликатес. Внимание привлекли воткнутые в землю бамбуковые шесты, по которым вверх и вниз, не спеша скользили огромные, величиной с кулак улитки. Оказалось, что это изысканный и дорогой игредиент мясного салата. Чтобы они не расползлись, сквозь дырки в панцире были протянуты шнурки, позволявшие слизням двигаться по бамбуку только на длину верёвки. Тут Дима заявил, что с него хватит и зашагал к машине. Я поплёлся за ним, но влекомый журналистским любопытством, решил взглянуть на мясной ряд, где испытал настоящий шок. На прилавке лежала освежёванная тушка, до ужаса напоминавшая тельце ребёнка. Владелица товара, чёрная, людоедского образа старуха, отгоняла пальмовой веткой жирных зелёных мух и злобно зыркала на меня глазищами. Я не наивная институтка, но после крыс и слизней был готов поверить всему. Из ступора меня вывел Виктор, вовремя появившийся с тремя ананасами в руках. Он кивком головы указал на две лапки с чёрными ладошками и длинными коготками, лежавшие на прилавке: — Обезьянье мясо, а лапки — доказательство, что это не человечина.
В год Полтавской победы России (1709) король Датский Фредерик IV отправил к Петру I в качестве своего посланника морского командора Датской службы Юста Юля. Отважный моряк, умный дипломат, вице-адмирал Юст Юль оставил замечательные дневниковые записи своего пребывания в России. Это — тщательные записки современника, участника событий. Наблюдательность, заинтересованность в деталях жизни русского народа, внимание к подробностям быта, в особенности к ритуалам светским и церковным, техническим, экономическим, отличает записки датчанина.
«Время идет не совсем так, как думаешь» — так начинается повествование шведской писательницы и журналистки, лауреата Августовской премии за лучший нон-фикшн (2011) и премии им. Рышарда Капущинского за лучший литературный репортаж (2013) Элисабет Осбринк. В своей биографии 1947 года, — года, в который началось восстановление послевоенной Европы, колонии получили независимость, а женщины эмансипировались, были также заложены основы холодной войны и взведены мины медленного действия на Ближнем востоке, — Осбринк перемежает цитаты из прессы и опубликованных источников, устные воспоминания и интервью с мастерски выстроенной лирической речью рассказчика, то беспристрастного наблюдателя, то участливого собеседника.
«Родина!.. Пожалуй, самое трудное в минувшей войне выпало на долю твоих матерей». Эти слова Зинаиды Трофимовны Главан в самой полной мере относятся к ней самой, отдавшей обоих своих сыновей за освобождение Родины. Книга рассказывает о детстве и юности Бориса Главана, о делах и гибели молодогвардейцев — так, как они сохранились в памяти матери.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Поразительный по откровенности дневник нидерландского врача-геронтолога, философа и писателя Берта Кейзера, прослеживающий последний этап жизни пациентов дома милосердия, объединяющего клинику, дом престарелых и хоспис. Пронзительный реализм превращает читателя в соучастника всего, что происходит с персонажами книги. Судьбы людей складываются в мозаику ярких, глубоких художественных образов. Книга всесторонне и убедительно раскрывает физический и духовный подвиг врача, не оставляющего людей наедине со страданием; его самоотверженность в душевной поддержке неизлечимо больных, выбирающих порой добровольный уход из жизни (в Нидерландах легализована эвтаназия)
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.