Хроники незабытых дней - [13]
Мучившие меня сомнения остались позади, решение было принято — с прежней жизнью пора «завязать».
Клятвы, данные в юности, выполняются редко, но мне это почти удалось.
Вернулся в Йошкар-Олу зимой. Родная школа встретила настороженно, я слишком долго отсутствовал. Появились новые неформальные лидеры, опасавшиеся конкуренции, а бывшие сторонники, находясь в опале, готовились к решительным действиям. В свою очередь, уличная братва радостно приветствовала, видя во мне боевую единицу, укреплявшую нашу кодлу в нескончаемой сваре с «вокзальными». Пришлось разочаровать и тех и других. Разумеется, в одночасье ангелом не станешь. Я по-прежнему свирепел, как носорог при малейшей обиде, но в массовых гульбищах и традиционных драках на катке уже не участвовал, а в кармане вместо финки таскал простой складной нож, поскольку состоял на учёте в милиции и меня могли обыскать прямо на улице. В те годы за финку давали от трёх до пяти. — «Псих» ссучился — шептались за спиной.
Со временем отношение ко мне сменилось на снисходительно-терпимое, как к заслуженному токарю-пенсионеру, которого раз в году сажают в заводской президиум рядом с директором и секретарём парткома, а в остальное время вежливо гонят в шею, чтобы не мешался под ногами со своими советами. Такое положение дел вполне устраивало, хотя поначалу и било по самолюбию — трудно расстаться с привычкой верховодить.
В наш сарай заходить избегал, но однажды, встретив на улице вернувшегося из колонии мрачного Пецу, спросил: — Ну, как там? Тот, не то с обидой, не то с угрозой угрюмо процедил: — У кума не забалуешь.
Душевного разговора не получилось. Выглядел он сломленным, колония не пионерлагерь.
Белика навестил примерно через месяц после возвращения. Шёл, хрустя свежевыпавшим снегом, прокручивая в уме варианты предстоящего неприятного разговора, а в голове юлила мыслишка, так ли бодро я буду топать обратноё Ему, конечно, донесли о моём отступничестве, но оставалась надежда, что наши почти дружеские отношения сохранятся. Мы выпили по стакану приторного и клейкого, как патока, ликёра «Бенедиктин», брезгливо именуемого «ванзелином» (ничего другого в магазинах давно не было), а когда я наконец раскрыл рот, чтобы покаяться, появился казанский вор Мансур со второй бутылкой того же тягучего напитка. Упрямую, дробно матерившуюся бабку тут же выставили за дверь, разговор, видимо, предстоял серьёзный. Вслед за ней, не дожидаясь пинка, покинул гостеприимный дом и я, пообещав заглянуть на следующей неделе. Присутствовать на деловой беседе двух коронованных особ не полагалось по чину.
Страусиная политика не приносит успеха, но понимание этого пришло позднее, а тогда казалось, что всё устаканится само собой. До весны я Белика не видел, а затем он куда-то надолго исчез и я вздохнул свободнее.
Девятый класс закончил без троек, летние каникулы провёл в Москве и частично в Крыму. Наступила последняя школьная осень, длинная, сухая и солнечная. Все помыслы сосредоточились на учёбе.
Если не поступлю в институт, забреют в армию минимум на три года, что при моём гипертрофированном стремлении к свободе и независимости та же тюрьма. Вскоре начались спортивные сборы, меня включили в юношескую сборную Республики по баскетболу, так что визит к Белику всё откладывался и откладывался.
Пришло время подумать о характеристике для института и, хотя я перестал быть наказанием для школы, а учителя не могли нарадоваться на моё примерное поведение, с комсомолом что-то не вытанцовывалось. Дело в том, что из Москвы я вернулся в новеньком венгерском светло-коричневом пальто и в туфлях на толстой рифлёной подошве, что было расценено горкомом комсомола как идеологическая диверсия. Последовал грозный окрик — решительно поднимать общественность на борьбу с тлетворным влиянием Запада. От туфель пришлось отказаться и спрятать их до Москвы, поскольку в такой обуви в «Крокодиле» рисовали стиляг и американских поджигателей войны. Вскоре, на моё счастье, такое же пальто появилось у скромного и безобидного одноклассника Вальки Хвощёва, чей отец, спецкор «Правды», исхитрился утрясти вопрос на самом высоком партийном уровне. Вот и щеголяли мы двое на весь город в шикарных кремовых одеяниях, сводя с ума дульсиней из акушерского училища, и вызывая зависть соперников, облачённых в тоскливый советский ширпотреб всех оттенков глубокого траура.
Подходит к концу моя йошкар-олинская сага, но прежде чем завершить описание столь важного этапа жизни, расскажу об одном неприятном происшествии, который я очень старался забыть. Обычно услужливая память сама отодвигает в сторону всё неприятное, но тут не получается, и новое пальто сыграло в этом эпизоде не последнюю роль.
Чёрная метка
Чёрную метку, а в сущности пригласительный билет на казнь, получил в феврале, но не буду забегать вперёд, расскажу всё по порядку. В зимние каникулы по школам и училищам города, как всегда, прошла волна предпраздничных вечеров. Состоялся такой вечер и у нас, и завуч Герма, сокращенно от гермафродит (она коротко стриглась, говорила как мужик басом, но почему-то носила юбку), следуя народной мудрости — нет строже монаха, чем бывший чёрт — назначила меня ответственным за порядок.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.
Заговоры против императоров, тиранов, правителей государств — это одна из самых драматических и кровавых страниц мировой истории. Итальянский писатель Антонио Грациози сделал уникальную попытку собрать воедино самые известные и поражающие своей жестокостью и вероломностью заговоры. Кто прав, а кто виноват в этих смертоносных поединках, на чьей стороне суд истории: жертвы или убийцы? Вот вопросы, на которые пытается дать ответ автор. Книга, словно богатое ожерелье, щедро усыпана массой исторических фактов, наблюдений, событий. Нет сомнений, что она доставит огромное удовольствие всем любителям истории, невероятных приключений и просто острых ощущений.
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.