Хроники неприкаянных душ - [52]

Эдгар сделал попытку приподняться.

— Вы сказали, Гассоне?

— Да.

— Необычная фамилия.

— Мой дедушка был иудей. Не надо садиться, опустите голову на подушку. У вас уже на щеках появился румянец. Это хорошо.

— Пожалуйста, расскажите мне о нем.

— Мой дедушка родом из Сан-Реми. Он был знаменитый книжник. И с юного возраста учил меня латыни, ивриту, математике и наукам о небесах.

— Вы астролог?

— Разумеется. До сих пор пользуюсь медной астролябией — ее завещал мне дед. Звезды влияют на все происходящее на Земле. В том числе и на людские хвори. Назовите дату своего рождения, и я вечером составлю ваш анамнез.

— А ваши звезды могут сообщить дату моей смерти?

Нотрдам с интересом посмотрел на него.

— Не могут, месье, но вопрос ваш весьма любопытный. Теперь разжуйте еще три облатки и поспите. Я вернусь после полудня. На рю де-Эколь хворает женщина. Ее состояние еще хуже, чем то, в каком до недавнего времени пребывали вы. Если я к ней не потороплюсь, то скоро придется шить саван.

* * *

Минуло еще два дня. Доктор исправно навещал пациента и давал ему лекарства. Эдгару очень хотелось поговорить, он просил его задержаться подольше, но доктор всегда торопился, ссылаясь на множество пораженных болезнью в округе. Когда вечером Нотрдам стремительно вошел в комнату с облатками и горшком супа, Эдгар лежал лицом к стене и негромко всхлипывал.

— Что у вас за печаль, месье?

— Посмотрите! — воскликнул больной, показывая на свой пах.

Доктор поднял одеяла. Обе паховые полости Эдгара были покрыты кровавым гноем.

— Превосходно! Ваши бубоны наконец прорвались. Вы спасены. Теперь при условии соблюдения чистоты я обещаю вам полное выздоровление. Это знак, которого я ждал.

Нотрдам достал из сумки нож и, разрезав одну из льняных рубах Эдгара на бинты, омыл и перевязал гнойники. Затем накормил больного супом и устало опустился в кресло.

— Вынужден признаться, что измотан.

Закатное солнце окрашивало комнату золотистым сиянием, в котором бородатый доктор в красной мантии выглядел похожим на святого с церковного образа.

— Месье Нотрдам, вы, подобно ангелу небесному, вытащили меня с того света.

— Я удовлетворен своими трудами, месье. Если не случится осложнений, вы встанете на ноги в течение двух недель.

— Я вам заплачу, месье.

Нотрдам улыбнулся.

— Против этого возражать не стану.

— При себе у меня немного денег, но я напишу отцу, расскажу, что вы для меня сделали, и попрошу прислать кошель.

— С удовольствием приму вашу благодарность.

Эдгар прикусил губу. Наступил момент, которого он с нетерпением ждал последние несколько дней.

— Месье Нотрдам, но у меня есть возможность отблагодарить вас и прямо сейчас.

Доктор вскинул брови.

— Каким образом, месье?

— В моем сундучке лежит книга и послание к ней. Я уверен, вы найдете их необычайно интересными.

— Книга?

Нотрдам извлек из сундучка Эдгара массивную книгу и вернулся в кресло. Задержав взгляд на тиснении на корешке: «1527», — он раскрыл ее.

— Любопытно, любопытно. — Нотрдам поднял глаза на Эдгара. — Что вы можете сообщить о ней?

И Эдгар рассказал все. И о том, как давно эта книга находится в библиотеке Кантуэллов, как он был ею очарован с детства, как потом «позаимствовал» книгу и послание настоятеля и, наконец, как вместе со своим другом школяром убедился, что указанные в книге пророчества относительно рождений и смертей верны. Затем он попросил лекаря прочитать письмо.

Нотрдам углубился в чтение, одной рукой нервно теребя свою длинную бороду, а другой переворачивая листы. Вскоре губы его дрогнули, а глаза вскинулись ввысь.

— Гассоне, — прошептал он.

Эдгар знал, какое место в послании Феликса только что прочитал рыжеволосый доктор с зеленоватыми глазами.

«…но я хорошо запомнил еще в молодости случай, когда одна сестра принесла не мальчика, а девочку. Наверное, такое происходило и в прошлом, но при мне никогда. Девочка была пригожая, зеленоглазая, рыжая, тоже молчунья, однако дара писать у нее не было. Имя девочки в моей памяти не сохранилось. В двенадцать лет ее отдали в жены проезжему купцу-иудею Гассоне, торговавшему зерном. Он увез ее с острова, и что потом с ней стало, мне неведомо».

Нотрдам убрал листы в книгу и положил ее на стол. Откинул голову на спинку кресла и тихо проговорил, всхлипывая:

— Лучше отблагодарить меня, месье Кантуэлл, вы не сумели бы. Разве за деньги можно это купить? Вы дали мне возможность понять себя.

— Вы теперь осознали, откуда у вас этот дар?

— Да.

— Значит, чаша мне не приснилась.

Нотрдам потянулся к своей сумке и вытащил помятую медную чашу.

— Мой дед был провидец. Говорят, что и его дед тоже. С помощью чаши он видел будущее и научил этому меня. Мой дар, месье, весьма непрост. Пребывая в надлежащем состоянии, я вижу фрагменты будущего, но не с такой ясностью, как его видели питомцы Феликса. Я не могу точно указать, когда какой младенец родится и когда человек умрет.

— Но вы Гассоне, — произнес Эдгар. — В вас течет кровь таинственных людей с Вектиса.

— Да.

— Прошу вас, посмотрите в мое будущее.

— Сейчас?

— Да, пожалуйста. Вы меня исцелили от чумы. Теперь скажите, что меня ждет впереди.

Нотрдам встал, задернул шторы и налил в чашу воды из кувшина. Зажег свечу и сел перед чашей, накинув на голову капюшон мантии, спрятав под ним лицо. Он опускал голову к чаше все ниже и ниже и водил деревянной палочкой по воде. Прошло несколько минут, и Эдгар услышал тот же самый шепот, похожий на пение, какой слышал в ту ночь, когда метался в горячке. Бормотание стало громче и интенсивнее. Глаз доктора Эдгар не видел, но воображал их неистово мерцающими. Палочка бешено металась по чаше. Плечи Нотрдама затряслись, и он тяжело и часто задышал, словно ему не хватало воздуха. Эдгар смотрел на лекаря теперь уже с беспокойством, жалея, что вынудил его заниматься трудным и опасным делом.